крыша.

Мы в горах договорились встретиться на следующий день, чтоб я разукрасила ваши лица с другом акварелью.

Я опоздала, и вы не дождались. Но ты, конечно же, пришел, как я тебе позвонила.

Я разукрасила тебе лицо. Потом мне надо было встретиться с ним, мы договаривались.. Но ему опять было некогда, он устал. И я пошла с тобой на крышу.

Крыша.. я давно хотела побывать на городской крыше. И вот ты зовешь меня туда. Достаешь специальные коды, чтоб взломать домофон.

Мы до-олго шли туда. Я студент, я голодная, а самсы, моей любимой самсы с сыром нигде не было. Сыр в тот день кончился. И который раз ты тащил меня обратно к будке с самсой с приказами съесть её с мясом. Ты не пекся о моем здоровье. Ты просто прикасался ко мне лишний раз, хватая за руки, приобнимая. А я и не сопротивлялась.. ток шел от твоих горячих рук по моей коже.

Мы пришли на крышу. Я была рада. Я кричала маты от радости восхищения. Город, горы, все горы и небо. Собирался дождь и дул ветер. было красиво.. было так, будто мы одни в мире.

Мы долго соблазнялись друг другом. Ты сказал мне: «не ломайся», предложив леч рядом с тобой на крыше. Я отскочила от тебя подальше, смотреть на небеса, обожженная таким быдлятским обращением.

Я всё же села потом подле тебя и легла, положив голову тебе на колени.

Интересно, помнишь ли ты песню, что захотелось мне включить?

Ты гладил мои волосы, я закрыла глаза. Лилась музыка.

«В небе черные птицы летя-ат.., мне бы поймать одну и…обня-ать.. И на птичьем чужом языке прошепта-ать, что за дивное место нужно иска-а-ать..»

Сладкая грань греха. Как я ею наслаждалась.. Как я наслаждалась этой романтикой: красивой песней, нами, грехами в наших мыслях и небесами.. всё было.. так целостно.

Я ходила по крыше и вбирала глазами небо. А ты, пока я смотрела на небо и фоткала, подошел сзади и крепко обнял меня.

Уже я не сопротивлялась. Мне было холодно в моей майке и шортах на этом открытом ветру, а ты был горячий.. жалкие оправдания самой себе, что мне холодно, против правды, что мне просто хотелось, чтобы ты обнимал.

Так мы и ходили по крыше. Я делала вид, что фотографирую тучи, ты делал вид, что мне холодно и не разжимал руки.

Ты говорил: « я бы отдал душу, чтобы летать», когда оба наши взгляда были устремлены вслед стае птиц.

А потом мы остановились и начали смотреть на молнии вдалеке. Я следила как зверь за вспышками в небе, а ты вдыхал мой запах и бродил губами по моим волосам.

Помню, ты уговаривал меня сесть к тебе на колени и обнять. А я с почти злостью фыркала, что только если разразится ливень.

Дождь пошел. Почти сразу же после таких моих слов. Мы сели под антенну, чтоб укрыться. Я села на тебя, чтоб согреться и закрыться тобой от ветра, продувшего мне все рёбра.

Ты меня обнимал.. Ты бы знал, какие у тебя горячие руки. Ты водил пальцами по моей груди и сперва я недовольно убирала твои руки. Но ты меня приручил.. еще в горах.

И настал момент, когда я уже не убирала твои руки, лишь томно прикрывала глаза, пока ты гладил мои соски.

От сосков к ширинке. Медленно по животу. И вот ты уже жадно трогаешь меня между ног. Пока лишь через шорты. Но ты ведь понял уже, что можно. Под похотливые поцелуи, лезешь торопливо, со сбитым дыханием рукой, под ткань белья.

Там гладенько. Я утром брилась для него. А он не пошел, он устал, он не смог сегодня со мной встретиться. Так произошла Крыша.

Миг, и ты стягиваешь с меня и шорты, и трусики, и садишь на свой рюкзак и с затуманенным лицом от влечения прикасаешься губами к моему истоку порока.

Первый кунилингус на моем веку. Ты первый раз показал мне горы, показал мне крышу, первый раз сделал это. Что еще будет для меня первым от тебя?

Торопливо, будто я убегу, расстегиваешь свою ширинку, спрашивая: «можно?..»

Я шепчу, что не знаю, а ты уверенно говоришь, что раз не знаю, значит можно.

Я послала тебя за презервативами, скрестив элегантно ноги.

Ты побежал, мой мальчишка, за ними, взяв с меня обещание, что я никуда не уйду с крыши.

Ты ушел, я второпях оделась. мой разум протрезвел.

Дима!.. боже, что же я делаю, ведь Дима..

Чуть не плачу. Хватаю телефон и говорю тебе, что ничего не хочу, что ничего не будет.

Ты спрашиваешь: «мне возвращаться назад?»

«Конечно! Ведь тут твой рюкзак..»

Ты возвращался долго.

Я орала на крыше песни, оставленная наедине с собой.

Я орала: «любооовь зарядила дожди-пистолеты, любовь зарядила холодное лето!» под пасмурным небом.

Ты просил меня, что-нибудь спеть. Окей, я спою, но только не при тебе, ведь я ужасно пою..

Я хотела встать на край крыши, ты меня удерживал от этого, когда мы еще только пришли сюда, но там было скользко уж от дождя.

На крыше был тонкий юмор.

Кто-то расчертил взлетную полосу, обрывавшуюся на краю крыши, приписал «иной мир» и поставил стрелки.

Когда ты пришел, в сигаретном дыму и нервах, я накинулась на тебя и принялась успокаивать.

- прости., извини, пожалуйста, - лепетала я гладя твои короткие под ежик волосы и мимолетно целуя в шею.

- ничего, я понимаю, всё хорошо, - говорил ты, нервно затягиваясь,- я благодарен за то, что ты хотя бы меня обнимаешь. Большего мне не надо.

Я успокаивала тебя, твое напряженное тело, и в один поцелуй хапнула твой дым.

Мы стояли так долго, посреди крыши, неделимые, под пасмурным небом.

Под майкой фримена или LP было незаметно, что у тебя такое крепкое и сильное тело.

Мой юный боксер.

Мы успокаивались и целовались.

Я думала, что целоваться уже совсем не страшно, в отличии от того, что мы чуть не свершили, не так греховно. Да и какая разница, ведь грех был уже в мыслях, был в желаниях, в тяге к друг другу.

Я попыталась перестать тебя целовать, а ты проскулил: «дай хотя бы нацеловаться», и мои замки спали.

Когда мы не целовались, ты нес всякий бред. Ты говорил, что я богиня, что ты любишь меня, как никого раньше, что хочешь от меня детей, что тебе уже не хватает моих глаз, моих волос, моих губ.

Мой маленький глупый мальчик.

Тебе еще 16 и ты еще веришь в любовь.

А я забыла об этом. Забыла, что ты можешь воспринять эту легкодумную страсть за любовь.. прости, мне жаль… мне много чего жаль.

Второй раз греха было не избежать..

После успокаиваний и признаний один наш поцелуй стал слишком затяжным и страстным, со стонами и влажностью, и сладкий транс вожделения вновь нас опутал.

Ты встал передо мной на колени, стянул с меня шорты с трусами, и вновь стал меня целовать.

А я думала, что мужчины брезгуют это делать, также как девушки брезгуют делать минет. Ты сказал потом мне, что да, ты брезгуешь, но только не меня. Что ты первый раз делал это девушке.

Я прошептала еле слышно: «давай сделаем это», я прошептала это так тихо, что мне казалось, что ты не слышишь, и стало даже чуть жалко, и наоборот, я ликовала, что ты ничего не услышишь, что греха не будет.

Но ты услышал.

Сразу же поднял голову и сказал: «давай».

Я стонала тебе на ухо, обхватив рукой за шею, а ты делал своё дело, добившись желаемого. Упорный мальчишка.

После у меня внутри всё помрачнело.

Мы спустились с крыши и ты проводил меня на остановку.

Я ревела, пока дошла до общежития.

Да, Дима. Я изменила.