Мистер Юн был неловок. Выскользнувшие из рук газетные листы с грациозным шуршанием укрывали пол, обнимали его за ноги, шептали и посмеивались. Закусив мизинец, мистер Юн какое-то время обреченно наблюдал за газетопадом, после чего, вздохнув, встал и направился к обеденному столу. Кофе остыл. Хлеб зачерствел. Салат выглядел странно.
Тихо скомкавшись у оконного проема, мистер Юн озадаченно выглядывал на улицу. Майский день смерил его серо-зеленым взглядом и отвернулся. Движимый какой-то странной надеждой, Юн протянул руку и осторожно дотронулся до пыльного стекла. Гладкая поверхность издала тихий звон, словно здороваясь. Юн вздрогнул и зачем-то вспомнил позапрошлое Рождество. Узкие, укрытые серебром улицы, пестрые витрины, конфетный дух, пение маленьких дверных колокольчиков, холодный пар, миндальные глаза, розовые пальцы, остановившиеся часы. В который раз просмотрев в своей голове весь ассоциативный ряд, Юн с тоской подумал о том, как здорово было бы подкрепиться. Но дурацкий кофе остыл. Да и обеденный перерыв закончился… Измятой худощавой тенью мистер Юн выскользнул из офиса.
На улице резкий порыв ветра сорвал с него нелепую шляпу. Юн бросился за ней вдогонку. Печатные листы, вылетая из его полураскрытой папки, прокладывали за ним дорожку, словно некие хлебные крошки из сказки про заблудившихся в лесу детей.