Yvision.kzYvision.kz
kk
Разное
Разное
399 773 постов41 подписчиков
Всяко-разно
0
02:44, 04 апреля 2014

Концертмейстеры, ваш выход!

Казахстанская правда, 04.04.2014

Blog post imageНовинки филармонической афиши неизменно привлекают «прибавочной стоимостью» классического репертуара. Среди весенних премьер – концерт солистов Государственного академического симфонического оркестра РК.

Небесный иоганн и земной камилл

Малика Михлина (гобой), Еркебулан Сапар­баев (скрипка), Айнур Исенова (альт), Арман Суртаев (тромбон) и Рахим Токсанбаев (кларнет), можно сказать, инструментальный костяк оркестра, получили возможность предстать перед публикой в персональном формате. И полноценно, конечно, с помощью родного коллектива, такой возможностью воспользовались. Дирижировал Павел­ Тарасевич.

Как раз в «Концерте для скрипки и гобоя» Баха, открывшем этот особенный музыкальный вечер, композитор, чье славное имя для слушателей многих поколений неразрывно соединено с запредельной мощью органа, предстает отчасти иным: спокойно-задумчивым, отрешенно-философским.

Тем не менее полифоническая гениальность Баха никуда не делась, в его музыке всегда присутствуют не только конкретность того или иного чувства, но и эмоциональная безбрежность, надзвездное вселенское начало. Здесь же прибавилось только камерности, «приземленности», негромкой лирической иск­ренности.

Малика Михлина (гобой) и Еркебулан Сапарбаев (скрипка) именно так и прочитали высокий композиторский замысел, стремясь, чтобы исполнение соответствовало вдохновенно-почтительному отношению к великому мастеру. Выступ­ление артистов и послужило правильным вступлением, хорошо приготовившим меломанов к интересному музыкальному событию.

Blog post imageКонцертмейстерскую эстафету продолжила Айнур Исенова (альт). Артистка сыграла «Анданте» и «Венгерское рондо» Вебера. Карл Мария фон Вебер (1786–1826) более всего известен как автор патриотически-романтических опер «Вольный стрелок» и «Оберон».

Именно о «Вольном стрелке» упоминает Пушкин в «Евгении Онегине»: «...или разыгранный Фрейшиц перстами робких учениц». Нашу альтистку никак не отнесешь к «робким ученицам». А. Исенова с вдохновенной точностью передала самобытность немецкого композитора, смело включившего в «Анданте» эскизные напоминания о моцартовском «Реквиеме» (внезапное появление «черного человека») и бетховенской Пятой симфонии («Так стучится судьба»). Правда, все эти мрачные мотивы смягчены смиренно-распевным, немного сентиментальным альтом.

Что касается «Венгерского рондо», то оно свидетельствует, что увлечение Вебера народными мелодиями (знаменитые оперы ими просто пронизаны), более всего танцевальными, не прошло даром. Национальная плясовая культура здесь в полном блеске и расцвете. Инструмент начально задает тон, первопроходческие амбиции налицо. Оркестр не отстает, он рад стараться, он вырывается на простор. Однако альт позиций не сдает, флагманский флаг развевается победно, причем Вебер позаботился, чтобы все очарование «старшего брата» скрипки не пропало. Этому служат постоянные повторы удавшейся мелодической находки. Такое неизменное возвращение поневоле запоминается. А финал «Венгерского рондо» прямо-таки оперно-симфонический, от которого слушатели «ошеломленно поводят очами» и не сразу приходят в себя. От подобного потрясающего финала («Гром и молния!») не отказались бы ни Бетховен, ни Верди.

Композиционная продуманность концертной программы сказалась и в том, что после роскошного веберовского «Рондо» были поставлены две оркестровых миниатюры – «Интермеццо» из оперы Пьетро Масканьи (1863–1945) «Сельская честь» и «Вакханалия» из оперы Камилла Сен-Санса (1835–1921) «Самсон и Далила».

«Интермеццо» привлекает тем, что в позапрошлом столетии еще понятия не имели о нынешнем сумасшедшем жизненном ритме, о страшной спешке, судорожном перехлесте событий, следствием которых – поверхностность, сухость душевной жизни, скупость эмоционального мира («О, моя утраченная свежесть, буйство глаз и половодье чувств!» Вот именно! Где они все?). Масканьи и помогает нам вновь услышать друг друга, почувствовать тепло сосредоточенного сердца. Эта нежная медлительность целебна даже тогда, когда сюжет трагичен, а характеры – непримиримы. «Одной любви музыка уступает», – писал Пушкин. Но ведь истинная музыка и есть любовь, любовь к человеку.

Пряная загадочность «Вакханалии», конечно же, вдоль и поперек исследована, изучена и взята за образец изумительным современником нашим – Нино Рота. Очень гармоничен и строен у Сен-Санса этот разгул страстей. Радостно слышать, как все инструменты оркестра наперебой, стараясь опередить друг друга, бросаются участвовать в музыке. И никто никому не мешает, и все вместе создают кардиограмму томительного любовного соблазна. А пластичность магических мелодий «Вакханалии» столь велика, что мы чуть ли не воочию видим первоклассный балетный спектакль, выдержанный в импрессионистичес­ком стиле.

Сказка, легенда и младшее поколение

Второе отделение проходило по испытанной, вполне оправдавшей себя схеме: инструментальные вещи в конце и в начале, чисто оркестровые произведения – в середине. Концерт для тромбона Лауни Грендалла (1886–1960) нечасто звучит в современных концертных залах. Да и само имя английского композитора не очень-то на слуху. Тем больший интерес вызвала интерпретация малознакомого сочинения Арманом Суртаевым.

Музыкант вместе с автором эффектно возвращал тромбону звание и права важного инструмента, вполне способного и на самостоятельное концертное существование. Поэтому исполнение явилось острым, увлекательным диалогом сольного тромбона и оркестра. Этому эффектному поединку сопутствовали и элегическая приглушенность второй части Концерта, и иск­рометная праздничность, и оркестровый обвал час­ти третьей. Не повредила приятному впечатлению даже определенная холодноватость всего новаторского опуса Грендалла, временно соблазненного Шенбергом и другими «новыми венцами». Апостола нового музыкального мышления из нашего англичанина не получилось.

К счастью, британский музыкант не забыл о слушателе. Отграничив «ножевыми», импульсивными аккордами отрешенно-интеллектуальную часть Концерта, Грендалл вернул тромбон на авансцену и энергично встряхнул оркестр, задремавший в малопонятном полусне. И все закончилось в полном смысле слова концертно: захватывающим, водопадно-стремительным финалом.

Анатолий Лядов (1855–1914), как многие его сов­ременники в конце ХIХ – начале ХХ века, всерьез увлекался русским фольк­лором. Стихи Сергея Городецкого, Сергея Есенина, Велимира Хлебникова – достаточно весомое свидетельство этого всеобщего увлечения. Тяга к сказочности, народному песенному наследию не миновала и русское музыкальное искусство. Наиболее показательный пример – Стравинский с его «Петрушкой» или «Свадебкой», не говоря о «Весне священной».

Одна из симфонических миниатюр Лядова на фольк­лорные темы и прозвучала в настоящем концерте. «Баба Яга» – весьма колоритный музыкальный порт­рет негативной личности русского сказочного мира. Изображение злокозненной старухи, символа бесшабашной лесной нечисти, задушевной подруги Лешего и давней толерантной знакомой Кощея Бессмертного выполнено очень красочно: впечатляют резкость, угловатость, некомфортность музыкального текста. Поневоле испуганно поеживаешься от суровой поступи неласковой колдуньи. А завершается миниатюра тихо-мирно: как улыбка доброй бабушки, хранительницы семейного очага. Одним словом, «О, не знай сих страшных снов ты, моя Светлана!».

Последнее время в наших краях набирает популярность симфонический фрагмент «Танец часов» из оперы Амилькаре Понкьелли (1834–1886) «Джоконда». Имеются хореографические варианты и – как в нашем случае – оркестровые. Да и как обойти такую прелестную, многими достоинствами наделенную музыку!.. Все в ней есть: «Душой исполненный полет» милой мелодии, вызывающей ассоциации с непревзойденным «Щелкунчиком»: со смолистым счастливым запахом новогодней елки, с белой снежной метелью, с неумолимой роковой размеренностью хода часов как напоминание о быстротечности жизни. Хороши и краткие музыкальные «приманки» словно обещания прекрасных дальнейших событий, словно обрыв повествования на самом интересном месте. А многокрасочная жизнерадостность последних аккордов просто изумила. Будто Жак Оффенбах попросил у коллеги-современника Понкьелли на пару минут перо и нотную бумагу и такой закатил бравурный финал, что диву даешься: чистый классический канкан.

Прелестные мелодии «Танца часов» с его новогодними ассоциациями продолжились в очаровательной, действительно праздничной оркестровой миниа­тюре А. Шрейнера «Все меньше и меньше». Кларнетисту Рахиму Токсанбаеву элегантно «ассистировал» молодой человек младшего школьного возраста, постепенно забиравший у исполнителя части разбираемого инструмента, пока артист не закончил играть на небольшой дудочке. Сама же музыкально-юмористическая миниатюра с ее покоряющей веселостью, мелодической изобретательностью бесспорно относится к тем сочинениям, которые можно поставить рядом с музыкой Штрауса, Легара, Кальмана, Дунаевского.

А символически-эстафетная передача кларнета, пусть пока и в разобранном виде, позволяет питать уверенность, что классика всегда останется в цене и в почете. И постоянные музыкальные вечера, собирающие все больше и больше слушателей, здесь как раз самое необходимое предприятие.

Константин КЕШИН
фото Бориса БУЗИНА

0
196
0