Рустем Абдрашев снял несколько успешных картин, получивших признание у критиков и зрителей. Но разговор Гульнары Бажкеновой с режиссером шел о новой работе Абдрашева – трилогии, посвященной жизни президента Казахстана. Фото: Елена Чернышева, Гульшат Задорожнева
Г.Б.: Рустем, я слышала, что готовятся съемки еще одного, четвертого фильма о президенте. Режиссером опять будете вы?
Р.А.: Пока это конфиденциальная информация, мне не хочется ее озвучивать. Все-таки это творчество, я не могу ничего гарантировать.
Г.Б.: Но если вам предложат снять четвертую часть биографической эпопеи, вы согласитесь?
Р.А.: Все зависит от задумки, идеи. Понятно же, что она построена на автобиографических вещах – насколько она будет интересна в четвертой части? – все зависит от этого. Посмотрим.
Г.Б.: Вы сомневаетесь, что этот период жизни президента был интересен?
Р.А.: Нет, я думаю, что жизненные перипетии, судьба любого человека всегда интересны. Просто каждый раз, приступая к очередному проекту, не хочется бежать впереди паровоза. Ну есть какие-то свои профессиональные суеверия, правила – это не связано с личностью героя – я о любом фильме отказываюсь говорить, пока он не готов. Поэтому эту тему можно закрыть.
Г.Б.: Хорошо, давайте начнем с готового фильма, вашего последнего…
Р.А.: У нас говорят не последний, а предыдущий.
Г.Б.: Хорошо, давайте поговорим о вашем предыдущем фильме, "Путь Лидера". Какая у него прокатная судьба получилась?
Р.А.: Я не знаю пока точную статистику – это не совсем моя задача, я же не продюсер. Но до нового года хорошо смотрели. И при встрече с президентом на «Алтын Сапа» (вручение государственной награды – Esq.) – в конце, после всех выступлений и фото с призерами был у нас разговор на пять минут – он сказал буквально следующее: «Ну что, вроде бы народ пошел на кино». Видимо, у него есть информация, ему же докладывают.
Г.Б.: К словам президента, я бы отнеслась осторожно, мало ли что ему расскажут помощники, чтобы порадовать.
Р.А.: Мне звонили и простые люди – знакомые, родственники – которые хотели попасть на картину, и все говорили, что кругом очереди, билеты приходится брать заранее. Но какие будут результаты, я не знаю. Потому что в нашей стране профанация везде и всюду: у фильма может быть большая посещаемость, но ради каких-то своих целей возьмут и занизят цифры, перекинут заработанные им билеты и деньги на другой. Я не удивлюсь.
Параллельно с нашей картиной перед Новым годом шли американские премьеры, и хорошие в том числе, я из любопытства ходил – на сеансах некоторых нашумевших фильмов видел пустые залы. Так что не знаю, верить ли статистике, бывает, что по факту одно, а приходишь – другое. Будем ждать результатов.
Г.Б.: А что пишет наша уважаемая критика?
Р.А.: Читать оппозицию не хочу, чтобы не расстраиваться. Потому что на предыдущем проекте «Небо моего детства», я читал оппозиционные заметки, и понял, что люди, которые пишут их, они даже не смотрели кино. Для них если фильм про президента, значит, надо писать плохо. А на таком принципе нельзя же строить ни журналистику, ни телевидение. Получается, все это политизируется, а для меня это в первую очередь кино, кем бы ни был главный герой – президентом, металлургом или первым секретарем обкома. Для меня это прежде всего интересная судьба человека. Я туда (в фильм) всю душу вложил, свой интеллект, свои знания, какие-то новаторства. Это же не так, что пришел, поставил камеру и снимаешь. Такого не бывает. Ну может быть и бывает, но только в плохом кино. Что попало сняли, что попало смонтировали, кучу денег наворовали на этом, и все счастливы.
Г.Б.: Вы говорите: я снял фильм не о президенте, а о человеке, но разве снимая фильм о ныне живущем президенте, можно абстрагироваться и совершить акт творчества, а не политики?
Р.А.: А кто сказал, что ныне живущий президент – не человек? Он же плоть от плоти, такой же как и все. Ну само собой это фильм про президента – не про художника, композитора или поэта, конечно, есть свои нюансы. В этом вся сложность, что ты делаешь фильм про главу государства, и при этом ты делаешь настоящее кино. Ну снимают же фильмы про Ганди, про Ататюрка.
Г.Б.: Они умерли, прошло время, чтобы осмыслить масштаб, противоречия этих великих людей. И политического давления нет. Так что уже можно снимать и может получиться даже неплохо.
Р.А.: Я не думаю, что если снимать фильм про Ататюрка, не будет давления. Любое оскорбление Ататюрка преследуется по закону, он у турков является символом государства, хотя понятно, что тоже неоднозначная фигура. И я, понимая, что наш президент живой, могу абстрагироваться от этого факта настолько, чтобы смотреть на него в историческом аспекте. Как гражданин этой страны, казах по национальности, который вырос в советской системе, учился в единственной на тот момент казахской школе – двенадцатой – и полушепотом говорил о независимости.
Этот человек на самом деле является первым президентом нашей страны, он заложил новый фундамент и я, как художник, попытался взглянуть на него именно с этой позиции. Мне было интересно это время, наше недалекое прошлое, 50-60-е годы, когда президент формировался как личность – какое давление обстоятельств, системы испытывало его поколение? – я думаю, что фильм именно об этом.
Г.Б.: Но ваш герой – киноперсонаж, я имею в виду – он не противоречивый, а очень даже линейный, типичный такой советский идеальный человек. Прототип, я бы сказала, посложней и интересней будет.
Р.А.: Я думаю, что во всех трех моих картинах, конечно, есть элементы мифотворчества, и это целенаправленная задача – да, мы создаем образ лидера. Моя гражданская позиция совершенно осознанная. Сейчас период становления нового государства и, в определенной степени, ставилась задача создавать новое мифотворчество. А кому это мифотворчество создавать, как не художникам и режиссерам? Рубенс тоже писал портреты королей – и он иронизировал, и может с подтекстом что-то делал, – но от этого его картины не стали менее ценными.
Г.Б.: Новое мифотворчество уже создавали, в 30-х, 40-х годах двадцатого века в Советском Союзе. Кстати, актеры и режиссеры, работавшие с образом Сталина, на следующий день после его смерти оказались невостребованными.
Р.А.: Вы сравниваете вообще разные вещи! Шолохов хорошо ответил, когда его спросили: «Как вы относитесь к культу личности Сталина?» – он сказал: «Я согласен, что был культ личности, но была и личность!». Сталин – это советская система, я рос в ней, в советской школе, украдкой читая стихи Магжана, находя их у отца, внутренне я всегда был настроен оппозиционно. А в данной ситуации я не оппозиционный, потому что считаю – наконец-то наступил исторический момент, мы строим свое независимое государство. И это моя личная позиция! И я на стороне этого человека, потому что он первый. И я как могу, помогаю создавать образ этого человека. Это честно и искренне.
Г.Б.: Все что вы говорите – это задача государственного PR-специалиста, идеолога, а не режиссера.
Р.А.: Ну, наверное, некоторые моменты совпадают с тем, что вы говорите. Но я этого не стесняюсь. Вот у меня отец, поэт, говорит: «Я, сынок, всегда был против советской власти, но с приходом так называемой буржуазной демократии, которая пропагандируется через американское кино, думаю, а где же наш путь?». Вы тут мне о пропаганде говорите, но возьмите любое американское кино – это ведь тоже пропаганда? – пропаганда свободного мышления, однополых браков – в каждом американском фильме. Когда мне говорят, что американское кино это искусство, это просто смешно. А я хотел сделать художественный продукт, и по техническим параметрам, чтобы не стыдно было показать эту картину где угодно.
Сейчас ведь идет экспансия, война культур, захват рынка. И я прекрасно понимаю: чтобы делать свое большое, серьезное кино, я должен создавать свои подступы, отстаивать территорию, мне никакой американец денег просто так не даст. Есть казахское кино, есть определенные цели и задачи, и картины, которые мы создаем, дают возможность в дальнейшем выжить нашей отрасли. Знаете, мне звонят режиссеры, и Ахан Сатаев, и другие, со словами: «Рустик, спасибо, ты отстаиваешь наш кинематограф, потому что делаешь кино про лидера нации». Мы, казахский кинематограф, в определенной степени, зависим от государства и отдаем ему дань.
Г.Б.: А это не будет ценой, которую заплатил Фауст? Вы сейчас, наверное, думаете, вот я сниму этот фильм, отдам дань, зато потом – потом я сниму фильм своей жизни. Но вам на следующий день звонят и говорят, что надо снять второй фильм, потом третий, четвертый… А там, глядишь, вся жизнь прошла, время упущено, энергии не осталось. И весь послужной список режиссера, подававшего некогда надежды – фильмография о президенте.
Р.А.: Время покажет.
Г.Б.: Кстати, если Ахан Сатаев благодарит вас за «Лидера нации», то Ермек Турсунов говорит с болью. Именно потому что, как мне показалось, считает вас одаренным мастером. Дальше, наверное, про министров будет снимать, эта тема неисчерпаема, – вот что он сказал про вас.
Р.А.: У него критерии просто такие, а для меня в первую очередь это тема человека, который, в силу личных, исторических обстоятельств стал первым человеком, строящим наше государство. Я не лезу в современную политику. Вот откиньте на момент, что это президент, и увидите, что у него интересная история жизни.
Г.Б.: Странно, я как раз когда смотрела фильм, наоборот думала, какая непростая задача перед вами стояла. Потому что наш президент – человек безусловно выдающийся, непростой и не случайный, но он везунчик по жизни. У него ровная, удачливая судьба, что с драматургической точки зрения просто швах.
Р.А.: Это неправда. Была куча моментов, и особенно в нынешней политической ситуации, просто эти вещи при жизни озвучивать может быть не правильно. Я вот анализирую – он родился в 40-х годах, у меня отец родился в 1946-ом. Всего несколько лет разницы, но как сильно отличаются до- и послевоенные поколения! Родившиеся перед войной, они другие – целеустремленные, крепкие здоровьем, и, что примечательно, до сих пор у власти. Поколение с 1945-го, их как скосило – нет, тут не от питания зависит, это что-то другое – и мне было интересно, почему же так? Вот Бибигуль Тулегенова в 14 лет уже за станком стояла, они взрослели раньше в отличие от ерке балалар, балованных, послевоенных детей. Я же не просто снимаю кино, я копаюсь во всем этом. В «Огненной горе» есть эпизод, когда автобус на рельсах застревает, целый автобус молодых ребят, а мимо проходит поезд с лагерниками. Он же мог смять их, но они дети-везунчики, дети-пятидесятники, которых не смял Сталин. В них есть стержень. Крепкое поколение.
Г.Б.: Интересно, почему выбор снимать такой важный фильм пал именно на вас?
Р.А.: Не знаю. Это уже вопрос не ко мне.
Г.Б.: А кто вам предложил?
Р.А.: Министр.
Г.Б.: Мухтар Кул-Мухаммед?
Р.А.: Да.
Г.Б.: Вообще этот фильм – его идея?
Р.А.: Крестный отец проекта, конечно, он. Но это необязательно озвучивать.
Г.Б.: Вас пришлось уговаривать, или вы сразу согласились?
Р.А.: Ну я сначала прочитал книгу автобиографическую, и пришел к выводу, что это интересная история, о которой можно рассказать. Недельки две-три понадобилось. Я поставил условие, что снимать будем только до момента его реальной политической деятельности. А рассказывать про ныне действующего президента я не собираюсь, потому что это не реально. Кому эта правда нужна? Никому.
Г.Б.: Вы хорошо заработали на этом проекте?
Р.А.: Что-то заработал, да, нормальные деньги. А сколько именно, я по контракту не имею права говорить.
Г.Б.: Но главная награда, наверное, не гонорар, вам дадут какой-нибудь карт-бланш, возможность снять бюджетный фильм, блокбастер?
Р.А.: Ну не знаю, скорее всего да, получу определенные возможности. Потому что то, что я получил – я получил за работу. Я сделал свое дело как профессионал – и получил хорошо. И другие ребята, которые там работали, тоже получили чуть больше, чем на других картинах.
Знаете, без поддержки государства кинематограф вообще может погибнуть. Будет сниматься какой-нибудь артхаус за 200-500 долларов, но как отрасль кино перестанет существовать. Поверьте мне, киноиндустрия очень сложная, и в технологическом, и финансовом отношении. Даже на самый малобюджетный артхаусный фильм, с учетом современных технологий нужно, как минимум, 500 тысяч долларов. Поэтому любой кинематографист зависит от этого. Вот Ермек Турсунов из себя оппозиционера корчит, но он же не на свои деньги кино снимает? У него есть свои покровители в правительстве, которые помогают ему. На самом деле, из той же кормушки питается. Это те же деньги, которые внутри этой страны зарабатываются. Не американские же инвестиции.
Г.Б.: Но ему удается при этом сохранять кое-какую творческую свободу.
Р.А.: Ну дай бог, когда мне будет столько лет, сколько Ермеку Турсунову, когда я пройду "крым и рым", может я тоже смогу себе позволить быть таким, как он. Он ведь тоже не сразу пришел в кино. Он вообще начинал со сценариста в свое время, мы с ним вместе работали.
Г.Б.: Дай бог, чтобы после «крыма и рыма» остался творческий запал, энергия и желание.
Время покажет. Я понимаю, что вошел в такую огненную реку, через которую придется пройти. Ну а как по другому? Рано или поздно я знаю, что меня может и в политику затянуть. Говорят же: не ты будешь заниматься политикой, так политика будет заниматься тобой. Наступит такой возраст, что будешь думать не только о себе, но и о стране, об отрасли. И рано или поздно придется идти в министерство, и что-то доказывать. Надо же быть честным, ну дистанцируется кто-то, но тогда будет за деньги оппозиции снимать, для другой политики работать, другую идеологию продвигать. По большому счету, кино это всегда идеология – идеология добра, идеология зла, идеология той стороны, которая тебе дает деньги. Так есть и так было.
Г.Б.: Кто платит, тот заказывает музыку. Тем более в таком проекте. Во время работы были споры с министерством культуры? Чиновники сильно лезли в творческий процесс, ну, например, вдруг саундтрек кому-то не понравился?
Р.А.: В саундтрек не вмешивались, до такого не доходило, раз мне доверили такой проект, значит у меня есть вкус, как вы думаете? По крайней мере, в эту часть, в кухню никто свои грязные руки не совал. В сценарий могли вноситься какие-то корректировки. Это же история президента, его жизнь, мы с ним советовались.
Г.Б.: Кстати, как с ним работалось? Он ведь сыграл в вашем фильме маленькую роль.
Р.А.: В любом случае не просто, есть субординационные правила, он же не просто актер, серьезную должность занимает. Но когда мы в самолете снимали, он попросил министра и всех сопровождающих выйти за дверь, со словами: «В данный момент самый главный человек здесь не я, а этот молодой человек – режиссер. Пусть он командует, не мешайте». И всех выпроводил за дверь. Это о многом говорит о нем, как о личности. И я очень рад, что имел возможность не раз его видеть, общаться.
Как выглядит президент? В оппозиционной прессе много спекуляций на тему его здоровья.
Как взрослый человек, который прожил целую жизнь. Он молодец, крепко держится. Выглядит вполне здоровым для человека за семьдесят. Дай Бог мне так держаться в этом возрасте. А вот насчет всего остального – кто там придет? – время покажет. Я туда не лезу. Это не мое. Я еще не созрел для большой политики. Понятно, что Бухар Жырау в свое время ходил рядом с Аблаем и писал про него стихи, и при этом каждый раз напоминал ему, что за его троном висит тулуп, который он носил, когда был мальчишкой и пас верблюдов. Я думаю, что для любого думающего человека моя картина имеет много подтекстов. Время расставит все точки над «I».
Г.Б.: Какой он в общении?
Р.А.: Ну по крайней мере, к себе я чувствовал какое-то отеческое отношение. Может потому, что он старше моего отца, а я воспитан в традиционной казахской семье, и чинопоклонение – это наша традиция, корни. Вот съездите в Корею, и вы поймете, о чем я говорю – когда стоит посол, люди кланяются. Чинопоклонение – это не принижение, это культура, традиционная культура, которую мы, к сожалению, потеряли и не можем восстановить. Назарбаев – историческая личность, от него исходит реальная мощная энергетика. Сами посудите, к примеру, в кинопроизводстве есть руководитель, командующий командой в 300 человек – это своего рода тоже полководческая работа, огромный труд. А при встрече с президентом ты понимаешь, что этот человек отвечает за целую страну! Он живет уже другими критериями, ценностями, это другой уровень восприятия человеческих проблем, другой масштаб. Вот как художнику мне это интересно. Встретиться с таким человеком, реально увидеть, пообщаться вживую.
Г.Б.: А я понимаю ваши чувства, природа, магия власти – это захватывающе – мне тоже всегда было жутко интересно. Но о чем конкретно вы говорили?
Р.А.: Президент мне сказал: «Делайте картину так, чтобы было смотрибельно, художественный вымысел допускается – это ваша профессия. Сделайте так, чтобы зрителю было интересно, а строго по фактажу моей жизни может быть скучно». Приезжать и обсуждать каждый вопрос – такого, конечно, не было. Сперва на уровне переписок, потом мы как в сценарии, в самолете и встретились, там же прозвучали его первые пожелания. Он спросил меня, прочитал ли я его книги. А потом, после Украины, спрашивал: как там мое училище, как завод?
Еще говорил, что было бы интересно рассказать историю какого-нибудь одного дня, связанного с политикой. Но у нас задача немного другая, мы создаем такое мифотворчество нашей страны через «Лидера Нации». Нормальная идеологическая задача, сделать хорошую патриотическую картину для подрастающего поколения. Президент, он ведь от кончиков волос до кончиков ногтей настоящий казах, прекрасно играет на домбре, прекрасно говорит по-казахски, и когда ты глубже копаешь, то понимаешь, что судьба нашего народа реально зависит от него.
Г.Б.: А где прошел просмотр для президента?
Р.А.: В Астане, ну кинотеатр я не могу озвучить. Это был большой зал.
Г.Б.: Аплодировали стоя?
Р.А.: Я думаю картина вполне достойная, чтобы аплодировать.
Г.Б.: А что потом, после фильма сказали?
Р.А.: Дарига, когда зашла, произнесла шутку: «Ну что, сегодня опять будем плакать?». В первом фильме ведь многие плакали, там же был образ бабушки. Президент тогда сказал Бибигуль Тулегеновой: «Ну вот, ты создала образ всех наших бабушек».
Г.Б.: А кто еще из членов семьи был на главном показе вашего фильма?
Р.А.: Семьи не было, были все официальные лица. А Дарига же не только дочь, она еще и депутат.
Г.Б.: Сару Алпысовну очень хорошо выписали в сценарии, и актрису хорошую подобрали. Ей понравился собственный образ?
Р.А.: Вот ее я, к сожалению, не видел, я с ее братом общался, он мне рассказывал про их дом, общение, фотографии показывал. Все эти тонкости изучаешь, только тогда образ получается. А Бибигуль Тулегенова да, отлично сыграла.
Г.Б.: И последний вопрос, Рустем. Какой фильм вы мечтаете снять в будущем?
Р.А.: Я мечтаю снять историческую картину. Мне в свое время учитель истории говорил: тебе на истфак надо поступать, зачем тебе художество. У меня прям руки чешутся.
Г.Б.: Вы рассказали в министерстве про свою мечту?
Р.А.: Да, говорил.
Г.Б.: И что они сказали?
Р.А.: Сказали, что помогут.
Читайте также:
Кто смеется последним
Политические анекдоты из стран, занимающих последние места в рейтинге свободы слова, который ежегодно составляет организация «Репортеры без границ».