Журналист Азел Жанибек вела сексуальную колонку в женском журнале на казахском языке. О том, с какими трудностями она столкнулась, Азел рассказала Esquire.
Я родилась и выросла в Алматы, городе билингвистов. Дома с родными говорила на казахском, во дворе с друзьями – на русском. Школу, а потом институт закончила на казахском отделении с красным дипломом. Так что на родном языке могу поддержать беседу на любом уровне, хоть с базарным торговцем, хоть с ученым-литературоведом. Поэтому узнав, что один издательский дом собирается делать глянцевый журнал на казахском, я обрадовалась и поспешила отправить туда резюме. К этому моменту я была уже практикующим двуязычным журналистом.
Меня приняли в штат и поставили ответственной за несколько рубрик. Политика, образование, история, культура и… секс. Очень быстро, эмпирическим путем выяснилось, что писать на казахском языке про политику, образование и все остальное гораздо легче, чем про секс. Писать на казахском про секс – это большая ответственность, это как разговаривать с родной апашкой на деликатную тему. Представьте себе журнал Playboy на казахском – непривычно и как-то неловко. Но психологическая реакция – это одно, главное, что в родном языке я не могла найти целый пласт слов ответственных за такую важную часть жизни, как секс. Слова если и были, то все нецензурные. В этом отношении и русский то, не в пример английскому или французскому, не слишком элегантный – это уже новое поколение придумало эвфемизмы словам, обозначающим «это самое». Вот слово определяющее самый важный для продолжения человеческого рода процесс – "еб@ть" – оно ведь ужасное. Приличным людям стыдно произносить его, не то что писать. Литературное «совокупляться» – вычурное до смешного, безнадежно устаревшее. «Трахнуть» – какое-то подзаборное. Ну а на казахском все эти слова и вовсе звучат так, что тушите свет и выносите мертвых.
Одним словом, та еще задачка для колумниста! Попробуй напиши про «это» так, чтобы текст можно было публиковать не только на заборе. Как описать ласки, поцелуи, оргазм, контрацепцию, эрогенные зоны, различные позы, наконец, сам половой акт? Где взять слова, если в словаре их нет, а в голове «фаллос», «вагина», «клитор» ассоциируются лишь со словами «масқара», «ұятсыз», «тәрбиесіз». Только тут я, взрослая замужняя женщина, осознала, что мы никогда не говорим про секс на казахском языке. Даже в самой казахско-язычной компании, едва речь заходит об интимных отношениях, все автоматически переходят на русский. И в литературе, в кино я не смогла припомнить откровенных сцен, где бы звучала родная речь.
Помучившись, я почти сдалась и на планерке стала убеждать главреда в ненужности такой рубрики в казахском журнале. У нас и так много интересного, говорила я: мода, отношения свекровей с невестками, гороскоп, ну зачем нам еще какой-то секс. Но редактор была девушкой современной. Мы скажем новое слово в казахской журналистике! – заявила она. Но попросила быть поаккуратней с терминами, мало ли...
И я продолжила пополнять свой лексический запас. Узнала, что, например, презерватив на казахском – мүшеқап. Логичный, дословный, кабинетный перевод. В этом вся проблема – слово, после того как его создали даже в тиши кабинета, должно жить своей самостоятельной жизнью. В данном случае, бурной жизнью. Разве может быть иначе, когда дело доходит до оргазма – ляззат? У меня есть подруга Ляззат... Я всегда думала, что это слово описывает невинные удовольствия, а не чувственные наслаждения. Удовольствие от шоколадки, от поцелуя младенца – вот что такое «ляззат» в моем представлении. А тут оргазм…
Казахи действительно, обозначали его словом «ляззат»? Не знаю в чем тут дело – ошибке филологов, целомудренном восприятии языка или особой стыдливости народа, предпочитавшего не называть вещи своими именами, отчего у этих вещей имен не было вовсе.
Так или иначе, после непродолжительных, но горячих обсуждений мы решили назвать сексуальную рубрику «Тән ляззаты» и писать в ней о чем-то более легком. Язык обуздывал наши страсти, не давал развиться сексуальной революции в отдельно взятом журнале. Главред подумала и постановила: «никакого орального секса описывать не будем, для начала попробуем что-то более целомудренное».
– Ну тогда давайте так и начнем, с девственности, – предложила я. Напишем как ее ценили в казахской культуре, в некоторых регионах совершали целые обряды, чтобы доказать родственникам, что новоиспеченная невестка невинна. Тему приняли и свою первую колонку я посвятила девственности. Но сводить статью к фольклору и обрядам я не собиралась, рубрика все-таки называлась «ляззат». Поэтому набравшись смелости, я отправилась к своей главной советчице и лучшему в нашей семье знатоку казахского языка и культуры – бабушке, которая весьма меня удивила. Я то боялась, что апашка заругается, чем это я занимаюсь. Но выслушав мои жалобы на лингвистические трудности, она спокойно сказала, что в семейной библиотеке есть книга, кажется, каракалпакского автора, где я найду информацию и о девственности, и о брачных играх, и вообще о том, как раньше знакомились, встречались и вступали в первый интимный контакт. Книгу я к неописуемой радости всей редакции нашла. В целом она, конечно, совсем не про это, а про традиции-свадьбы-обряды, но целых две ее страницы посвящены нужной теме. Две страницы – да это целая энциклопедия в наших условиях!
Потом пошло-поехало. Были еще статьи про вагинопластику, упражнения для интимных мышц, технику секса, etc. Я звонила к специалистам и не без смущения просила дать комментарии, которые потом чертовски трудно было переводить на казахский. К примеру, слово «вагина» мы в итоге перевели как «қынап». Я никогда не слышала его, но куда деваться.
Первые материалы своей рубрики я проверяла на фокус группе. Показывала знакомым и студенткам в своем универе, прежде всего тем, кто говорит только на казахском. Реакция девочек из так называемой глубинки была предсказуемой: они краснели даже читая, не говоря про обсуждение. Но заверили, что написанное вполне понятно и самое главное интересно. Хотя в жизни, если речь заходит про секс, они почему-то всегда переходят на русский, при том что плохо им владеют. В этом они признались сами, но объяснить причину не смогли. Если ученым-филологам это будет интересно: слово «мүшеқап» никто из казахско-язычных не использует, все довольствуются понятным и простым «презервативом».
Читайте также:
Каково это – пережить покушение на убийство
Лукпан Ахмедьяров, журналист, 38 лет