Одинокий фонарный столб выжигал проталину яркого света на потрескавшемся асфальте. Почему-то только он побеждал темноту и экономию электричества, отгоняя молодежь глубже в полутьму парка, стоящего напротив моего дома. Часа в три ночи, когда слишком поздно для случайных прохожих, когда все соседи спят, под жужжание последнего фонаря, слившегося с заглушающимся гулом выключенного мною компьютера, я достаю пластиковый пакетик из тайника в столе.
Путь на крышу привычен: осторожно открыть дверь, выйти на цыпочках в подъезд, тихонько открыть загодя смазанный люк. А наверху, поток холодного, леденящего воздуха бьет в лицо, а темнота принимает в свои объятья. Бордюр. Какой-то ящик. Кусок жестяного покрытия. Как кошка, лавируя между невидимыми, но высеченными в памяти предметами, я шел к “своему” месту. Старый матрас, рядом в коробке фонарик и сигареты с зажигалкой. В руках у меня термос с кофе и пакетик, содержимое которого тянет на приличный штраф, в моем же случае на пару лет общего режима, но оно того стоит.
Месяц поисков, потратил всю зарплату, пару раз чуть не попался подставным барыгам и вот он, в моих руках, бережно замотанный в пакет, потрепанный томик Хемингуэя. Большая редкость времен “Запрета”. Хотя я видел людей отдающих свои машины и дома за "Фауста" Гётте в оригинале и, конечно же, завидовал им, но так рисковать я не мог. Зато с радостью презирал тех, кто довольствовался бездушным оттиском какого-либо произведения, тысячи раз отксеренного и перепечатонного, с блеклым текстом, копеечной ценой. Таким грузом в кармане даже “Патруль” брезговал, лишь припугивая нарушителя. Они прекрасно знали подпольных распространителей этой бодяги, но им нужны были преступники куда маститее, им нужен был весь оборот “реальных книг”. Ведь книги не растут на деревьях, а печатать их подпольно в столь жестком прессинге властей не реально. Вот и выходит, что дилеры не бросают свой товар если их “спалили”, не избавляются от него, а уносят в собой чего бы это не стоило. С каждым годом книг становится все меньше (как и продавцов), цены все выше, страх больше, а наказание жестче. У меня самого уже не мало книг: полные сочинения русских классиков, фантастика и детективы двухтысячных и годов “Запрета”, пару сборников Пушкина и Есенина (правда обложки канули в лету прихватив какое-то количество страниц). Огрызок сборника Ахматовой делящий место с непонятно откуда взявшейся библией, ее можно назвать эксклюзивом, ведь божьи слова первыми полетели в очищающий костер “Запрета”.
А когда-то “Запрет” был лишь маленькой религиозной общиной. На протесты которой (сжигание книг Роулинг и Толкиена) никто и внимания то не обращал. И вот под насмешки окружающих они росли, добивались власти, укрепляли свои позиции… а теперь имеем то, что имеем. Интеллигенция в тюрьмах, в подполье, а особо буйные, вдохновленные товагищем Лениным, в земле. Партизаны с громким Булгаковским лозунгом “Рукописи не горят” стоявшие на кострищах, оставшихся от библиотек, теперь печатают ширпотреб на пожелтевшей выцветшей бумаге, на полосящих принтерах. “Запрет” же начал новую историю: сотворение мира, становление человека, структура и правила проявления эмоций и прочие кодексы и своды правил. Сухой текст, обрамленный мертвым пластиком и орг. стеклом электронных книг и газет. Красота слов заменена новыми непоколебимыми догмами. Из художественной литературы остались только оды “Запрету”.
Я не заметил, как начало светать, как кофе остыл, а сигареты закончились. Самое ужасное то, что я не заметил, что по лабиринту двора проезжал черный автомобиль с большими белыми буквами ПЗ по бокам. Патруль “Запрета” просто так не колесил в поисках случайных жертв, для этого были созданы дружины из добровольцев. Патруль же выезжал за крупными птицами. Внутри все похолодело, попасться с книгой это одно, подставить свою семью целой библиотекой найденной при обыске - вот это ужасно. Иронично, что книги они ненавидят наверно даже больше, чем я ненавижу “Запрет”, а расправу они получат именно из-за предмета ненависти. Раздался грохот, шум выстрелов, в соседнем доме начали зажигаться огни ламп. Вован покупал не только книги, но и оружие, что было еще хуже. Под шумок я спустился к себе, спрятал писателя способного с минимальным, возможно даже скупым количеством прилагательных описать море, старика в лодке, мальчонку несущего парус. Сам же укрывшись одеялом с головой, будто это могло меня спасти, пролежал до утра. Лишь когда шум дорог набрал децибелы и день вступил в полноправное правление, я позволил себе выдохнуть: “Пронесло!”. Спасибо Вован, дергать судьбу за хвост как ты уже не вежливо, придется избавиться от книг. Придется тыкать пальцем в заляпанный экран “Элкниги”. Возможно, стоит начать писать свои произведения, подначивая и остальных. Решу потом, сейчас надо предать огню лучших мира сего. Наверно библия будет брошена первой.