Как мы знаем, запрет на курение в общественных местах, и горькая необходимость стоять снаружи, как непослушный щенок, каждый раз, когда хочешь пыхнуть, заставили почти всех выкинуть белый флаг. Всё это оказало глубочайший нокаутирующий эффект на нашу социальную жизнь.
В не столь отдалённом прошлом идея о том, что тебе не разрешат курить в чьём-то доме, была такой же дикой, как то, что тебе не позволят сходить в сортир. Теперь же большинство людей, которых я знаю, исповедают политику свежего воздуха, а те, кто всё же позволяет тебе покурить, всегда устраивают целое представление с песнями и плясками, когда ищут что-нибудь, куда можно стряхнуть пепел.
Что ещё хуже, даже если курить тебе разрешили, всё равно остаётся чувство, что делать этого не следует. Что если будешь курить, то останешься в одиночестве. Курить на вечеринке сейчас – это то же самое, что стоять и мастурбировать.
У одного моего знакомого есть электронная сигарета. Вдыхая, получаешь дозу никотина, а кончик сигареты загорается красным огоньком. Это такая же замена настоящей сигарете, как резиновая кукла - Скарлетт Йоханссон, но он всегда берёт её с собой на вечеринки, и махает ей по сторонам, потому что выглядит она реалистично, и обманывает других курильщиков в комнате, внушая им чувство, что если они закурят сами, то не будут первыми.
Таким образом, курение стало чем-то вроде жидомасонства или гомосексуализма. У нас свои тайные знаки. Это наш эквивалент «забавному» рукопожатию и гейдару. Мы используем всякие ухищрения - кивки и подмигивания, чтобы установить связь с другими курильщиками. Сначала мы принуждаем их к курению, чтобы определить реакцию, а потом кучкуемся вокруг одинокой пепельницы, чувствуя себя потерянными в этой комнате, но всё же ободрённые компанией друг друга.
В результате дошло до того, что я начал ненавидеть вечеринки. На пути туда, в ужасе от того, что будет нельзя курить, я начинаю дымить, как сумасшедший, пытаясь накачать в себя банк никотина, которого хватит на весь вечер. Впрочем, его не хватает. Никотина в себе можно складировать не больше, чем сна.
Поэтому, после первого бокала вина, чувствуешь, что вынужден спросить, можно ли тебе закурить, а это требует столько же мужества, сколько пригласить девушку сходить куда-нибудь. Начинаешь страшно бояться, что ответ будет нет – не потому, что придётся выйти на улицу, к этому ты уже привык – а потому, что ты англичанин, и ты поставишь хозяина в неловкое положение.
И ещё больше боишься, что ответом будет «да» в стиле «если вам это так нужно», сопровождаемое постоянными вздохами, фырканьем и цоканьем, пока хозяйка выходит, чтобы заглянуть в нижний ящик подаренного на свадьбу комода и найти для тебя пепельницу. А потом, когда она возвращается с ней, и ты закуриваешь сигарету, ты ощущаешь на себе всеобщие взгляды и в смущении с сердцем, бьющимся, как сваезабивочная машина, молишься, чтобы хоть кто-нибудь к тебе присоединился…
И вот в чём всём дело, курильщики мира. К тебе всегда присоединяются. Если начинаешь курить на вечеринке, могу гарантировать, не пройдёт и пяти минут, как кто-нибудь закурит тоже. И что даже хуже необходимости стоять снаружи, они будут курить твои.
Со времени введения запрета на курение, никто не отказался от сигарет. Все просто перестали их покупать, и это самый раздражающий момент во всей человеческой истории.
Хочу, чтобы было ясно – я не злой человек. Когда я наткнулся на те душераздирающие изображения тел, сброшенных в братскую могилу на Гаити, я через мгновение ока стал звонить и предлагать деньги, вещи и даже своих детей, если этого захотят благотворители. Это естественно, потому что в доли секунды я понял, что чёрный день, на который я всю жизнь откладывал, никогда не будет таким тёмным и мрачным, как тот, что обрушился на бедные карибские души.
Я бы отдал кому-нибудь почку или пинту крови. Но последнюю сигарету? Нет, Боюсь, нет.
В прошлый уикенд я взял новенькую пачку, нераспечатанный контейнер с 20 сигаретами, и отправился к своему другу, куда мен пригласили, чтобы провести день за стрельбой. И уже за завтраком один из гостей сказал: «O-о, можно мне одну?»
Естественно, это побудило его жену попросить тоже, и это открыло дорогу всем остальным. Так что, к тому времени, как мы натянули сапоги и тронулись в путь, у меня оставалось всего десять. Десяти было недостаточно. Когда у курильщика в кармане только десять сигарет, и на мили кругом нет ни одного магазина, это становится всепоглощающей проблемой. Начинаешь заниматься математикой. Когда я смогу добраться до магазина? Сколько часов до этого осталось? И как раз когда ты подсчитал, что у тебя одна сигарета на 40 минут, орды снова атакуют: «Послушайте, а нет ещё одной сигаретки?». И остаётся у тебя только пять.
Что все эти курильщики с вечеринок не могут понять, так это то, что настоящий курильщик не курит забавы ради. Мы в этом нуждаемся. Отсутствие сигарет – это не неудобство, это вопрос жизни и смерти. В буквальном смысле. Потому что точно так же, как героиновый наркоман пырнёт старушку ножом за следующую дозу, курильщик встанет из-за стола в полночь и – настолько пьяный, что с трудом может ходить – поедет в ночь, чтобы найти заправку и новые запасы.
Чтобы обойти эту проблему, я теперь беру на вечеринку четыре пачки. Но и этого никогда не хватает. В канун нового года на моём ужине было 50 человек. Ни один из них не курит. Но это не остановило их от того, чтобы уничтожить 200 сигарет. Я бы предпочёл, чтобы они украли мою мебель.
Таким образом, запрет на курение произвёл опустошительный эффект, не только в пабах и клубах – которые закрываются со скоростью один в четыре часа – но во всём обществе, которое ожесточилось и оказалось на грани раскола.
Как я это вижу, есть только два решения. Или правительство открывает карты и признаёт, что без налоговых поступлений от курильщиков государственная система здравоохранения не будет приведена в должный порядок. Или, чтобы создать равные условия, они должны запретить курение полностью.
Такая возможность, по всей видимости, рассматривается сейчас в Финляндии. Хотя нам не нужно придавать слишком много значения их решению, потому что когда скандинава принудят отказаться от табака, он просто вернётся к своему второму излюбленному времяпрепровождению – суициду.