… так вот, от нее я получил свой роман, уже порядочно засаленный и растрепанный. Стараясь не попадать своими глазами в мои, Лапшённикова сообщила мне, что редакция обеспечена материалами на два года вперед и что поэтому вопрос о напечатании моего романа, как она выразилась, отпадает...
Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита
Я бесконечно рад, что никогда не произносил эту фразу, иначе как цитируя Булгакова. Мне довольно часто приходилось отвечать отказом желающим опубликоваться в журналах, которые я редактировал или желающим принять участие в чтениях, что я организую. Спасибо моему первому главреду, кидавшему двадцатилетнего редактора «под танки», заставляя отказывать в публикацииОрынбаю Жанайдарову, править текст и доказывать свою позицию по тексту титулованной и не приемлющей замечаний от юнца Маргарите Меклиной, не зная французского вникать в переводы, находить неточности и работать по ним с переводчиком. И главное — аргументировать свои правки или отказ. Хотя это и принесло мне немало хлопот, ибо одно дело работать или не работать с талантливым автором, и совсем другое дело, когда сталкиваешься с графоманами, и столкновения эти, понятное дело, происходят гораздо чаще, чем встречи с талантами.
Довольно много времени я потратил объясняя юным и не очень стихописцам, почему их стихи плохи, прежде чем научился игнорировать большую часть поточных рукописей. хотя и сейчас временами отвечаю на письма, и делаю разборы. Исключительно из альтруистических побуждений. Я видел, что происходит с людьми, считавшими себя безумно талантливыми, но на деле таланта не имеющими, когда приходило разочарование (ещё хуже — когда не приходило). И иногда предпочитаю стать своевременным злодеем-обломщиком, рассказать человеку, что его хобби прекрасное, что замечательно, что он пишет стихи, но не надо пытаться вот такое вот
Врач-Марина хороша,
У неё в зубах — душа
публиковать книгой, отправлять в журналы, рассчитывая на широкое признание или признание литературного цеха. Поэзия это не просто сложение слов в строки, наличие или отсутствие рифмы, это не хобби или «и тут меня накрыло», это не самовыражение, а творчество.
Если представить образно: литература, искусство вообще, — огромное поле, в котором не получится зацепиться за один из кустиков или деревце, и делать вид, что этим кустиком и ограничивается мир. По полю бродят тучные лоси и коровы чтения и тощие волки и шакалы критики: первые легко съедят кустик или сломают деревце, оставив незадачливого стихописца без покрова, вторые перекусят самим несчастным и, возможно, помочатся на ненадежное его убежище. И первые и вторые знают, кто на поле главный — сеятели и агрономы, выращивающие разнообразнейший ассортимент растений. В желании взрастить древо познания, они тайком воруют друг у друга пыльцу и семена, дабы вырастить новый вид, прекрасный или ужасный, но такой, мимо которого не сможет пройти ни другой сеятель, ни читатель, ни критик. Сеятели спорят о селекции и вкусе плодов, ненавидят друг друга и обожают, стараясь заглянуть как можно дальше и узнать больше. А стихописец всё сидит, вчепившись в деревце, не ведая ни цели сеятеля, не представляя, что же это за торчащие корни, почему гладок ствол и мелка листва.
Это жестоко. Жестоко вырывать несчастного из укрытия и показывать сеятеля. Жестоко разочаровывать, и говорить, что выбор лежит его между травоядными и хищниками, и причаститься посеву ему дано через потребление, но не создание. Жестоко, но необходимо. Одиночество подкустового стихописца, заставляет его выплескивать скудные впечатления вовне, и рано или поздно они долетают до другого растения, где томится столь же одинокое существо, чуть иначе одинокое. Вместе, они задумываются над тем, что же за жизнь такая, замечают быков и шакалов, и приходят к выводу, что именно они и посадили эти деревья, случайным, мистическим образом, возможно, «в жизни прошлой». «Выплеснемся же вместе, в этом мире должен быть кто-то еще!». И «кто-то ещё» находится. И вроде, не проблема это. Но в какой-то момент, поле начинает засыхать. Незадачливые сеятели не обращают внимания на живность на поле, ну чем она может помешать? А стихописцы тем временем осваивают селекцию. Им очень нравятся их деревца, и они категорически несогласны с изменениями. Они старательно приучают травоядных к однообразному корму, пытаются нападать на волков и шакалов, и сделать так, чтобы сеятелей как можно реже вспоминали, или вспоминали только «удобным» образом. Экосистема нарушается. Становится убогой, однообразной. И единственный способ борьбы с этим — честность. В отношении своих и чужих талантов или бесталанности. Жестоко. Но необходимо.
Как-то так я вижу ситуацию на литературном поле. Она не новая, отнюдь. Не страшная даже, наверное — не страшная даже при наличии сотен и тысяч сетевых прибежищ для графоманов.
Отвечая на логичный вопрос, кто же я в предложенной схеме: я — оборотень, уважаемые
