Если когда-нибудь ты придешь найти мою дверь и постучаться в нее, это верно станет самым несносным моментом.

***

Он – которого я всегда хотела любить.

Он предельно знает меня,  и это самое страшное. Это как джек-пот. Все, кто любил – любили за что-нибудь, будь то доброта, зеленые глаза, или еще чего.

А ему было плевать на все эти обобщающие характеристики. Он понимал суть.  И сквозь эту суть любил.

Его речь –размеренна, с легким кавказским акцентом. Все, чтобы он ни говорил, сразу падало в душу, там жило и разрасталось.

Когда думаю о Вас, вспоминаю вашу улыбку. Обнаженную, от нее пахнет сильным ливнем по весне. Я теперь не могу без нее.

***

Мне бы и в голову не пришло, давать тебе описания.

Да многого тут и не скажешь.

Человек, которому я обязана жизнью.

Человек, который носил меня на руках.

Любил.

И почему-то ушел.

Человек, которого я теперь совсем не вспомню…

Но вспоминаю каждый день.

***

Я долго его не подпускала. Старалась быть деловитой, нарочито непринужденной. Будто ничего до меня не доходило.

Мы были коллегами.

Вначале общение было о работе. Говорили о маркетинговых перспективах компании, читали «Свободу слова», спорили о лидере нации. Общение вязалось, работа уже была лишней.

Он находил бисерные причины быть ближе. Утро начиналось с его прихода, в руках сушенные персики-слива-миндаль, пакетики индийского чая. Все вместе мы пили чай.

Потом переписка по рабочей почте. Созванивались за стенкой друг от друга. Когда вдруг заходил шеф, обрывали разговор деловой фразой.  Сбегали на обед,  прячась за шторами уютных ресторанчиков.

Приручились друг к другу.

Я приходила домой, падала на кровать. Вновь и вновь отматывала назад прошедшие часы, смаковала и вертела их в новых ракурсах.

Теперь, видя себя в зеркале, я замирала: смотрела в себя, как если бы там, в глубине был он. Шевельнуться не могла. Стеснялась своего взгляда.

Говорить хотелось только с ним.  Делится глупыми, философскими мыслями, увиденным сном поутру. Другие пропустят мимо ушей, кивнут наугад. Но не он.

Ему все интересно во мне.

И  все, что впереди было выложено серебряной сказочной гладью.

***

А как ты решил уйти, я не помню.

Память выбила все, как это случается, когда очень больно.

Я пытаюсь вспомнить, но там ничего нет.

Только обрывки фраз: уходишь, так будет лучше.

И как будто что-то еще, оброненное напоследок. Раз за разом я возвращаюсь в тот день. Там серое небо и  тополя. И едва различимо:

“Я вернусь”

Или – “Я не вернусь”

***

Он резко прижал к себе, и, прямо в темечко:

«Люблю тебя», – сказал быстро, с силой и  с болью.

Я застыла с этой фразой. Боялась ожить.

Я знала теперь,  она – настоящая: любовь с привкусом боли.

Наконец-то…

Обычные, легкие, радостные любови –бесплодны, как пустоцвет. Отлюбил – и забыл.

Настоящее же наполнено драмой, тяжелой болью, непроходимостью. Такая боль стоила целой жизни.

У нас с ним не было причин на драмы, но нам обоим было больно.

Мне  – от того, что он пришел таким, каким я его ждала. Ждала очень долго.

Ему …

Тогда, я еще не знала от чего.

***

Когда мы вдруг встречались по прошествии лет, это всегда происходило вне моего желания.

Я упиралась, впадала в ступор. И ты был тут как тут.

И что мне оставалось, как ненавидеть тебя.

Ты пытался узнать, как мои дела, какие новости, достижения.

Я отвечала односложно.  Ты улыбался.

Меня от этого тошнило, я была  не своя,  становилась дауном.

Ты обращался со мной как  с только что народившимся ребенком.

Не додумался, что за это время  я стала взрослее, начала соображать.

Больше всего я ненавидела тебя за то, что ты не говорил о самом главном.

О том, с чем усиленно работало мое подсознание все это время.  О том, к чему у меня выработался арийский иммунитет.

Ты боялся и вилял, как болотный угорь.

Меж тем, у меня был один только вопрос к тебе:

Почему ты ушел? Почему наврал, что вернешься. Или не вернешься.

Почему в тот идиотский день с серым небом, тополями, ты, черт возьми, ушел?!…

Но слова никак не лезли. Как аутист, я монотонно качалась взад-вперед. Поддерживала никчемный разговор кивками.

А тебе большего и не было нужно.

***

А потом  у этой любви отказал самый жизнетворящий орган.

Когда ты рассказал о своей семье: жена и дочь, 3 года.

Я не шевелилась,  только слезы выкатывались и сохли на ветру.

Ты прижимал к себе, жал мои руки, жал всю меня, молил смотреть на тебя. Молил не молчать. Целовал в лоб, в темечко, в пальцы.

Говорил, что все с ними было ошибкой, говорил что уйдешь. Что вместе мы все исправим. Все преодолеем.

Рвал мою мякоть.

Любовь с привкусом боли оказалась чьей-то злой иронией.

***

Со временем, ты перестал маячить. Будто совсем списал меня со счетов.

А у меня атрофировались все чувства в этом направлении. Когда что-то говорилось о тебе, я была как на автомате.  С пустыми глазами – «я манкурт».

Даже, когда у тебя родилась дочь.

И назвал ты ее моим именем.

***

Живешь ты в соседнем районе, и видимся ли мы каждые праздники.

Живешь ты на другом континенте, и я никогда не узнаю тебя в лицо.

Все одно.

Когда  уходит отец, вся жизнь  обречена на его поиски.

Благо для этого есть любовь.

Идешь на нее осторожно, с опаской. Не подпускаешь. Долго приглядываешься. Ждешь подвоха. Ждешь, что пропадет. Бросит.

А он никуда не девается. Он вдруг рядом каждый день. И здесь ты спускаешься с катушек. Обрушиваешься на него со всеми страхами, истериками, страстями. Жуткими эмоциями.  Цепляешься к нему всеми клапанами. Молишься  у его плеча каждую ночь:

Дай мне того, чего он не дал.

Дай мне того, чего он не дал.

Такое выдержит не каждый. А потому бегут куда дальше, прочь.

И этот побег ты высиживаешь каждый день. То и дело провоцируешь, рвешь  когти, рвешь горло:

- Уходи же, уходи от меня!? Иди прочь, и никогда не возвращайся.

И он вынужден согласиться, потому как ты не оставляешь места для иного.

С его уходом торопишься зарыться в то знакомое с детства, вросшее с корнями чувство покинутости. Упиваешься им. И все встает на свои места.

Но в этот раз я вконец устала.

Если он уйдет, зачем –  на чей прах  все это нужно?

Я адски боюсь остаться одной-одинешенькой…

***

- Это чувство во мне – выше жизненной необходимости. Выше моих сил. Противоречивее и разрушительнее, всего, что было. Я люблю тебя. Девочка моя, родная моя. Маленькая моя. Ведь ты не знаешь, что любовь в зрелом возрасте – страшнее во стократ. Нет силы, которая ей противостоит. Нет, и не надо. Ничего не надо.  Только ты.

А я смотрела в Твои глаза. Любила тебя. Знала, что больше – Тебя – такого, не повторится. Знала,  и говорила:

-  Пообещайте, что  попадете домой вовремя. Первым делом вы пойдете и обнимите дочь. Будете долго носить ее на руках. Слушать ее лепетание, прерывистый смех. Дышать ее запахом.

Скажете ей, как она необычайно красива и во всем мире не сыскать девочки, прекраснее ее. Скажете, что она ваша единственная любовь. И не дадите в этом сомневаться. Пусть она этим орудует, пусть она в этом живет.

Потом вы опуститесь перед ней на колени. Взобьете ее подушку, и вместо сказок,  будете шептать, твердить словно молитву – как она Вами  любима.

И вы будете с ней каждый день.

Не оставляйте ее …

Без вас она будет болеть, грызть ногти, у нее откроется клаустрофобия, в ней найдут сотни аллергенов. И только с Вами она обретет полноту и жизнь. Только Вы подарите ей совершенство…

Поэтому вы никогда ее не оставите…

***

Мне на редкость повезло обрести то, чего ты мне не смог дать.

И даже больше – обрести и увидеть, как сквозь меня оно идет дальше,  в руки  маленькой хрупкой девочки, какой была и я. Нашедши это, я навсегда покончила с поисками Тебя.

И все свершилось.

И если когда-нибудь ты придешь найти мою дверь и постучаться в нее, забрось эту идею.

Я нашла тебя.  С тобой или без тебя.