По идее, когда ты ничего не делаешь, время должно тянутся дольше. Только жизнь не подчиняется логике и в моей памяти, жизнь сложилась двухчасовым фильмом. На моих глазах рос город, деревья редели, тротуары уменьшались под натиском полотна дорог. Менялись люди, их мысли и поступки. Лишь я неизменно наблюдал молчаливым зрителем бег времени. Ночами освещал светом редких окон запоздавших прохожих, а днем провожал жителей спешащих променять жилой уют на трудовой улей. Вот только раньше я думал, что простою так вечно…молодость.
Мне всегда нравился контраст происходящего на проезжей части и того что происходило во дворах. Благо я был удобно расположен, чтобы наблюдать обе эти сцены в полной мере. Было интересно смотреть за тем как, человек переступая незримую границу, разделяющую двор и улицу с ее деловым тоном, законами крупной фирмы, серьезностью. Выйдя из-под надоедливых оценивающих взглядов прохожих, почувствовав домашний уют и защиту, люди сразу сбрасывали с себя, хоть и не полностью, шелуху масок, барьеров, не пускающих в святая святых – свою душу и расслаблялись: Я дома!
Но улица с ее монотонной пульсацией, словно крови по венам, только из людей и машин, была для меня интересна настолько, насколько интересна людям вода, бегущая по моим трубам. Однако ночью дорога превращалась в прекрасную картину наполненную линиями света, наблюдать за людьми было куда интереснее. Во дворе и в квартирах я видел всех такими, какие они есть, со всеми недостатками, ужасами и достоинствами.
Я помню стайки ребятишек, с шумом носившихся по площадкам с утра, и группки подростков, развлекающихся более взрослыми вещами по вечерам. Изо дня в день, из года в год. Менялась только их музыка, марки сигарет и алкоголя, темы разговоров, детские игры и герои, начиная от советских солдат и заканчивая существами, помещающимися в маленькие бело-красные сферы, обреченные на вечные битвы друг с другом…хм. Что печалило меня, так это детские войнушки, когда ребята стреляли друг в друга из веток с криками: Ты убит! Как показывало и будет показывать время, навоеваться им придется еще вдоволь.
Я не помню боли, но помню каждую вырванную доску из пола, замененную трубу, пробитую стену. А мои глаза…их меняли на мертвый пластик и затемненное стекло, так плохо пропускающее солнце, но защищающее от людских взглядов. Лишь электрический свет лился из меня все ярче и ярче. Но все это было внутри. Снаружи я так и остался неприглядным монолитом времен царствия кукурузы и серых костюмов. Хотя со временем люди надели улыбчивую маску и на меня.
Я видел плохое, но помню моменты счастья: Я беременна! Я поступил! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Размашистые свадьбы и дни рожденья, первые шаги и слова детей. Первые поцелуи на крыше в предрассветном тумане и страстные моменты близости в полумраке свеч. Рождение музы…кстати, помню одного гениального музыканта. В его стихах был глубокий смысл, а музыка затрагивала такие запрятанные струны в душе, что многие плакали в открытую, или отворачивались, стараясь незаметно смахнуть эту влагу с лица. Не то что нынешняя музыка с заезженным мотивом ля-ля-ля. К сожалению он как и многие талантливые люди ушел искать вдохновение в иной мир, не найдя его здесь. Вот только дороги назад нет. А в соседнем доме жил художник, всегда рисовавший меня с живой искоркой в глазах, то грустным, то веселым. Я был для него не просто смесью из бетона и арматуры. Только закончил он плохо, не понимали тогда такого.
Я не знаю что случилось, но помню, что раньше люди были добрее и не было такой гонки за материальным, при которой соперников не просто обгоняли, но и старались вывести из строя любыми способами.
Я не вижу дальше пары дворов, улицы и пролета, но помню, как с упоением слушал окружающих о том, как огромен мир.
Я разучился многим вещам, но помню еще, как слушать деревья и ветер.
Я не знал чувств, но помню, как недавно пришел ко мне страх.
Я вспомнил старичков на лавке и их разговоры. Стареть у нас страшно не только домам.
Я помню, но что-то я и забыл.
Последним воспоминанием, которое будет долго звучать эхом в моих развалинах, стал кран с шаром-молотом, подъезжавшим ко мне...