Yvision.kzYvision.kz
kk
Разное
Разное
399 773 постов41 подписчиков
Всяко-разно
0
23:49, 01 марта 2012

МЕЛОДИИ ЕГО ДУШИ

Бывает, что о людях, с которыми ты хорошо и много лет знаком, вдруг узнаёшь нечто новое, неожиданное и, подчас, вроде бы с ними никак не сообразующееся.
Такие открытия, как правило, происходят постепенно и только в отношении людей не просто творческих, а большими талантами, — господом-богом данными, видимо, — одаренных, многогранных, интересных по-настоящему.
Может быть потому, при встречах с ними, тебе просто и в голову не приходит спрашивать их о чем-то бытовом или второстепенном.

Они берут тебя в плен настоящим, не показным, интеллектом, увлекают при этом, незаметно, ненавязчиво, как и подобает натурам истинно, внутренне, интеллигентным, открываются далеко не всем, не сразу, и не во всём.
Вот почему таких людей возможно открывать бесконечно, — всю жизнь, — если тебе дано провидением счастье быть с ними рядом...

Для себя я стал «открывать» Виктора Алексеевича Брехова давно, впервые — лет около тридцати назад. Работал я тогда в газетах, — писал очерки, эссе, статьи, репортажи и сопровождал их собственными, а не сделанными редакционным фотографом, снимками, что в ту пору не каждый газетчик себе мог позволить, — отечественная фототехника тогда была крайне незамысловата, что не мешало ей периодически и в самый неподходящий момент выходить из строя. Мастеров по ремонту фотоаппаратуры было поэтому много: только вот высококлассных — раз-два и обчёлся… Отказал как-то и мой «Зенит-18», — один из первых отечественных полуавтоматов. Мастера из фотосервиса «вылечить» его не смогли и тогда кто-то из коллег-фотокорреспондентов нехотя и под большим секретом ( потому что мастер был разборчив в своей небольшой клиентуре, в которой были только его друзья, ) озвучил имя — Виктор Алексеевич Брехов. Еще кто-то — привел меня к нему домой, потому как выяснилось: никакой мастерской у него не было. Поскольку дело было срочное, ремонт протекал в моем присутствии и под разговоры на любимую тему, — о фотоаппаратах, фотографиях и фотохудожниках. Во всех трёх позициях предметом разговора было всё самое значимое: если о камерах, то непременно о самых последних моделях, если о снимках, то, конечно, только о лауреатах конкурсов, если о фотографах, то не только о местных, республиканских, но и союзных, зарубежных .
За разговорами фотоаппарат был разобран, почищен, смазан, запаян и собран, а неторопливый поток ( по моим, разумеется наводящим вопросам) первостатейной информации, которой не вдруг разживёшься, не кончался. Эрудиция человека, если она не просто склад сведений, притягательна, если хотите, заразительна. Она провоцирует на желание сразу и надолго утолить жажду, исчерпать этот ясный родник. Таким чудесным даром умения общаться, обладают немногие, редкие люди, фанатики своего дела и я отнес, поначалу, Виктора Алексеевича именно к такому разряду высококлассных специалистов, настоящих мастеров своего дела, помешанных на всём, что хоть каким-то боком соприкасается с его делом.
Какое-то время спустя наши пути снова пересеклись, мы разговорились об оптике, которой я загорелся тогда обзавестись, — он не только проконсультировал меня, но и пригласил к себе, чтобы показать некоторые возможности объективов, которых у него было немало. Я, конечно же, согласился.
В тот визит мы уже больше говорили о фотографии: технических возможностях оптики, фотохимии, редких изданиях — фотоальбомах. Несколько дефицитных изданий, о которых я был только наслышан, он показал мне. Как-то сразу и вдруг мне стало ясно: он не только ремонтирует, но и снимает… Я попросил его показать свои фотографии. Он достал папку большого формата и состоялось второе, не менее удивительное открытие — Брехова-фотомастера, вернее, фотохудожника...
Это уже потом, гораздо позже и в разное время, я невольно узнавал о нем какие-то житейские, бытовые, биографические детали его жизни, — хотя в гостях у него бывал много раз. В один из таких визитов я узнал что он снимает кино: как оператор, режиссер.
К этому времени Виктор Алексеевич Брехов был уже не просто инженером-строителем с 39-летним стажем, или просто кинофотомастером, — он был обладателем такого амплуа, в котором все эти качества, дополнив и обогатив друг друга, слились в единую и редкую для тех времен профессию: сейчас её называют маркетингом, менеджментом, а людей, которые двигают её — маркетологами, менеджерами. Он занимался изучением опыта в строительной индустрии, фиксировал его на фото- и кинопленке, короче говоря, занимался широкой пропагандой передовых методов труда, патентоведения, рационализации и изобретательства на внутреннем, республиканском, и внешнем — союзном — уровнях. Но, как оказалось, то что я принял за основное его занятие, было лишь «довеском» к его главной работе: на самом деле Брехов в течение последних двадцати четырех лет руководил крупным отделом в Министерстве сельского хозяйства Казахской ССР, а кинофотоотдел был создан как подспорье, — и в его работе, и в работе отрасли.
Это было третье открытие, не последнее, но о двух других, также оказавшихся из области его увлечений, его хобби — после некоторого, необходимого в данной ситуации, отступления...
Психологи утверждают: детские пристрастия непременно проецируются на всю оставшуюся жизнь. Они могут скрываться — до поры, до времени, — в делах иных, совершенно отличающихся от них, проявляться косвенно, жить в душе ностальгической, ломкой мелодией, то затухающей, то просыпающейся, то, подчас. в самые казалось бы неподходящие для этого моменты жизни, вырываться наружу чем-то в высшей степени будирующим, подобно иной сигнальной тревоге, призывающей к немедленному действу или противодействию чему-то не свойственному твоей натуре, сути человеческой. И тогда неожиданно, человек уже в чём-то вполне состоявшийся, самодостаточный, меняет курс своей жизни в дали, — для непосвященных — казалось бы, неоглядные, неизведанные.
В детстве у Вити было несколько увлечений. Постичь механику, — разобрать, понять принцип работы, отремонтировать если вещь сломана. Запечатлеть в красках или рисунках красоту, — написать пейзаж, натюрморт с натуры, перерисовать что-то чужое, очень понравившееся. Слушать чарующие звуки музыки...
Постичь. Запечатлеть. Принять душой мелодию. Хранить её в сердце своём всю жизнь… Сплавить всё это в своём сознании и обозначить образовавшееся «нечто» талисманом ли, амулетом ли, оберегой, — ограждающими тебя от всего суетного, недостойного, непотребного… Ведь ученые утверждают: увлечение искусством, активная интеллектуальная жизнь, движение — продлевают продуктивное, плодотворное, здоровое долголетие! Наверное, не зря верующие предки наши молили о ниспослании среди прочих милостей — доброго здоровья и крепкой памяти!
Виктор Алексеевич Брехов родился в российской глубинке, Но вот уже почти полвека живет в Казахстане, в южной столице.
Здесь родились его дети и внуки: корни и ветви его нового, казахстанского, родословного древа, которое отпочковалось от российского древа его предков. Совсем как в матушке-природе: есть деревья, которые от горизонтальных корней своих, довольно далеко от ствола, — пускают побеги, «клонируют» себя: корня-пуповины не видно, а результат связи — вот он...
На вольной степной земле, Виктор Брехов легко и просто обрёл друзей из представителей самых разных народов и национальностей, никогда не чувствовал себя чужаком на казахской земле, полюбил жизнерадостный, добродушный и приветливый народ, его обычаи, быт, традиции, пленился музыкальной культурой, особенно национальной, народной, мелодикой.
Здесь Брехов-строитель, благодаря своим разноплеменным друзьям, природному трудолюбию, всепоглощающей страсти — познавать новое, интересное, яркое — сумел воплотить свои давние, детские, мечты: стать художником… И не в простом смысле — живописцем, дизайнером или графиком, а в более широком его трактовании: стал Художником. Именно так — с большой буквы и несмотря на отсутствие у него академического изобразительного образования. Недостаток его он восполнял всю жизнь и самообразование его в этом плане имело куда более широкий и полный набор составляющих, чем у иного «академиста».
Фотографией ( и параллельно — живописью ) он понемногу занимался еще с детства, но настоящей страстью она для него стала уже здесь, в Казахстане, где он обрёл и учителей, среди которых было много известных фотокорреспондентов, фотохудожников, и друзей по увлечению, будущих коллег и соперников на республиканских и союзных конкурсах.
Большинство из тех, кто долго занимается фотографией, рано или поздно уходят в кино: редко в профессиональное, чаще — в любительское, нисколько при этом не комплексуя от этого. Одержимые и талантливые находят на таком, свободном, поприще не меньше творческого удовлетворения, а оперативного простора и независимости от «официоза» — гораздо больше.
Как человека увлекающегося, легко загорающегося, кино «сразило» Брехова-фотохудожника сразу и навсегда. При чем кино любительское, увиденное, можно сказать, случайно: кое-как смонтированный и даже не озвученный ролик. Недостатки «произведения» нисколько не смутили нового поклонника киномузы. Главным и очевидным был сам факт: кино не обязательно «делать» на студии. Брехов покупает маленькую кинокамеру и целиком отдается новому увлечению. Надо сразу сказать, что организовать подобное тогда, в шестидесятые-семидесятые годы, было не так то просто, узкопленочная аппаратура была далека от совершенства, её было мало, стоила она недешево. Выручал созданный вскорости любительский киноклуб, куда приходили делиться своими знаниями уже добившиеся успехов самодеятельные операторы, режиссеры. Его, кстати, курировали профессионалы «Казахфильма»
Человек обстоятельный, предпочитавший докапываться до всего самого сокровенного, Виктор Алексеевич не жалел свободного от работы времени на новое увлечение. Уже через два года сюжеты и фильмы, снятые Бреховым, показывало республиканское и союзное телевидение, — они были участниками, дипломантами, лауреатами, призерами конкурсов.
Кинолюбительство, а затем и работа на профессиональном поприще дали В.А. Брехову еще одну счастливую возможность приобщиться к прекрасному — к национальной, классической и народной, музыке: фильмы, которые снимал Виктор Алексеевич, представляли республику, рассказывали о чисто национальном в многонациональном Союзе ССР и было совершенно необходимо иллюстрировать их изобразительный ряд фрагментами казахской музыки. Прогоняя на монтажном столе вместе со звукооператором километры магнитных записей, Брехов исподволь пополнял свой музыкальный багаж: научился разбираться в национальных инструментах, познавал их мелодические возможности, постигал красоту степных наигрышей и вокальных изысков.
Вся эта самообразовательная многолетняя работа и была базовой площадкой, на которой так крепко стояли фундамент его знаний, аналитический опыт, хороший художественный вкус и тонкое чувство меры, — качества, присущие только хорошим экспертам. Авторитет Виктора Алексеевича во всех сферах его деятельности не подвергается сомнениям, он непререкаем — с его мнением всегда считаются, а дружбой — дорожат. Сказанное в полной мере относится и к делу, освоенному в последние годы: его новому увлечению — изготовлением музыкальных инструментов.

Ну кто, скажите, из обладателей престижных профессий, в свои солидные годы. рискнёт осваивать практически с нуля такую элитную, иначе не назовёшь, штучную, практически никаким автоматизациям не подлежащую работу, как изготовление музыкальных инструментов?
А Виктор Алексеевич даже не раздумывал: увидел, как работает мастер — реставратор скрипок — и загорелся новым делом. Реставратор поделился обломками старых инструментов, — дал книгу «Искусство скрипичного мастера».
Я хорошо представляю себе, зная его обстоятельность, его скрупулезность, как он изучал эти обломки скрипки, читал специальную литературу, как анализировал, как проникался этим материалом в мысль — создать свой собственный музыкальный инструмент!..
Теперь, по размышлении, я понимаю, что он не сомневался — сделаю! — это было в его духе. Так уже случалось в период его работы по ремонту фотоаппаратуры, ( которой, как выяснилось, он занимался, в качестве хобби) когда он «подковал» японскую камеру, выточив для неё блок из двух шестеренок диаметром в семь миллиметров !
Но тогда… В первые минуты знакомства с его «первенцами» — скрипкой, домброй и кобызом, — я испытал чувство легкого шока: как всё это стало возможно? Ведь в инструментах кроме базовых сортов древесины — клёна, ели, карагача, груши, яблони — были палисандр, черное и красное дерево, другие ценные породы, эбонит! И, порой, просто нереальные, по размерам и масштабам, миниатюрности, детали! Это-то при его руках, далеко не изящных, с крепкими, как у настоящего, истинного мастерового человека, пальцами!..
С тех пор он сделал немало инструментов: скрипок, домбр, кобызов… Скрипок сделал меньше: это была дань памяти отцу, игравшему на гармошке и баяне, и, в основном, — на скрипке. На таком же инструменте, сделанном в память об отце, играет его внук.
Недавно галерея «Вернисаж», что на проспекте «Достык», выставляла его музыкальные инструменты и живописные полотна( так же результат его хобби) на обозрение и суд любителей прекрасного. Полюбоваться редким сочетанием творений автора — инструментов и картин — приходили, кроме зрителей, друзья и коллеги по творчеству из клуба «Самоцветы», профессиональные мастера, которые занимаются изготовлением музыкальных инструментов: интерес, чего уж тут лукавить, был несколько насторожённый. Однако, мнения и тех, и других однозначны — высокий класс!
Домбры и кобызы, которые он изготавливает, — проявление его признательности, уважения земле, принявшей его семью, земле, ставшей малой Родиной его детям и внукам.
Бывая в доме у Виктора Алексеевича, я подолгу не выпускал эти инструменты из рук: хотел прочувствовать силу и красоту звуков, которые они, под спудом, потенциально, держали в себе.
Я осязал их девственную наготу, пристальным взглядом искал, и боялся найти ( к счастью, — не находил ), на их теле мелкие шрамы от неверных движений резца. Любовался крутизной и плавностью линий деки, грифа… И считал их живым воплощением музыки, читай — живыми существами...
Мне бы не хотелось, чтобы кто-то, прочитав эти строки, криво ухмыльнулся и отнёс их к примитивной реакции неофита, ошеломленного непонятным чудом, — я, в былом, занимался резьбой по дереву, чеканкой по металлу и знаю — как чувствует себя обласканный тобою плод твоего труда в руках, которые долго, безжалостно, ласково, терпеливо пестовали его, наказывали за непослушание и, всё-таки, доводили до совершенной одухотворённости невзрачный ещё совсем недавно, материал.
По тем моим впечатлениям, восприятию этого чуда-чудного скрипка, домбра в руках мастера их создавшего, в руках музыканта, приготовившегося играть, чувствует себя заснувшей на руках мужчины женщиной-красавицей...
Готовой проснуться от первого же прикосновения. Проснуться и петь, — вести мелодию души...
Может быть, из самого далёкого-далека, — из детства мастера, музыканта...

0
187
0