С непокрытой головой я вышел на расстрел, с неба падали крупинки снега и утро было такое хмарное, хмурое, лучи солнца едва пробивались сквозь молочные толщи неба, похожего на вспененный океан. Пробирала морозная дрожь то ли от страха, что через несколько минут я буду мертвым, и мозг мой не сможет больше думать, или это был просто мороз холодного январского утра. Странно, я стал чувствовать жизнь, только когда она подошла к концу, эти черные вороны, каркающие на деревьях, этот свежий запах и хрустящий снег под ногами, я не замечал этого никогда. Я не чувствовал так остро жизнь. Хотя нет, были моменты. Помню, был летний день, мне было лет 15 и не надо было идти в школу, так как были каникулы, я тогда гулял по городу и вдыхал ароматы лета, я долго сидел в старом парке, что на восточной стороне и кормил лебедей в пруду. Я следил за их неспешными движениями, за тем как они грациозно окунают голову в воду, и пытался отгадать, о чем они думают. В тот день время остановилось для меня, я ощущал его и как будто мог взять его в руки и перекрутить. После этого я чувствовал так остро жизнь еще 1 раз, это было в 1 день начала движения, когда мы молодые студенты, шли на митинг и кричали лозунги о свободе и равенстве для всех. Я ощущал себя частью этой манифестации и в каждом, кто шел со мной чувствовал своего брата и себя. Я верил тогда в идеалы и в то, что мы можем изменить мир, без насилия, без смертей, мы бы создали новый порядок, где каждый был бы защищен. Тогда я понял для чего родился и чему посвящу свою жизнь.
А теперь я иду к пробитой пулями стене, наверное, до меня тут расстреляли немало человек. Интересно о чем думали они? Наверное, вспоминали лучшие моменты своей жизни или просто боялись. Странно я почти не боюсь, ноги трясутся, да и руки нервно дрожат, но в душе я спокоен. Я сделал, что мог и совесть моя чиста. Хотелось бы, чтобы жизнь не кончалась этой, может, правы те тибетские монахи, которые говорят, что нить жизни бесконечна и оборвать ее никто не в силах. Впрочем, я скоро это узнаю, жаль только поделиться будет не с кем.
Офицер, лет 25-27, прошел, осмотрев взвод. Сделал кому-то замечания, потом закурил. Секунды тикают медленно, сердце качает кровь и его стук отдается в моих висках. Колесо жизни еще крутиться. Странно так, я умру, а все здесь будет идти так же. Вороны будут каркать, и солнце будет совершать свой ежедневный обход. И офицер этот, придет домой, поест свой ужин, приготовленной женой, поиграет со своим 5-летним сыном, да и уснет. Хорошо, у меня нет сына, а то больно было бы оставлять его одного в этом сумасшедшем мире.
Офицер прочитал обвинение и сказал, что я приговариваюсь к расстрелу, потом спросил меня хочу ли я что-нибудь сказать. Мне было нечего говорить им, да и зачем что-то говорить, тем более я боялся, что язык подведет меня и сведет судорогой. Я решил умереть стойко, поэтому нельзя им показывать, что я боюсь. Офицер выбросил докуренную сигарету и скомандовал: «Взвод целься!» Я посмотрел последний раз на ворон, на небо и пытался разглядеть солнце. "Пли" - скомандовал офицер, и послышался грохот, то ли ружей, то ли моего сердца, но этого я уже не разобрал.