Сегодня мы решили сделать кое-что необычное. Необычность заключается в том, что этот пост написан сразу несколькими блоггерами нашей платформы. Что их объединяет? Эти пользователи обожают читать хорошие книги, а еще с легкостью могут поделиться мыслями о прочитанном. Хотелось бы, чтобы они делали это почаще :)
Так как на дворе лето (точнее то, что от него осталось), большинство из нас старается чаще находиться на свежем воздухе, а чтобы это времяпрепровождение было полезным не только для здоровья, стоит взять с собой книгу. Какую? Предлагаем вашему вниманию список самых интересных книг (по версии наших авторов) и отзывы на них.
Изначально предполагалось, что книг будет пять, а размер одного отзыва составит 5-6 предложений, но это ведь не школьное сочинение, поэтому некоторые авторы написали больше (намного больше), а укорачивать эти рецензии просто рука не поднимается. К тому же это наша первая подборка — решили опубликовать все, как есть.
Книги абсолютно разные, и по тематике, и по жанру, но в будущем хотелось бы уже делать списки по определенным темам и придерживаться заданного объема. Поживем, увидем, ну а пока, специально для наших читателей:
ChehirИ. Масодов — «Мрак твоих глаз»
Глоток леденящего некроромантизма жарким летом — Юрий Масодов, «Мрак твоих глаз». Лучшая повесть автора, в полной мере раскрывающая его своеобразный стиль и сочный «вкусный» язык. Долгий путь маленькой мёртвой девочки Сони к Чёрной Москве, путь, вымощенный бытовой безысходностью, залитый кровью, кишками и дешёвым алкоголем. Вырваться из тоскливой и бесцельной жизни к не менее печальной, но освященной целью не-жизни. Пройти искажёнными пустошами и заброшенными заводами, мимо Чапаева и мёртвых пионеров, застывших в вечном салюте, к главной площади умершей страны. И уничтожить всё живое.
В.Набоков — «Приглашение на казнь»
Одним из главных критериев определения того, является ли произведение гениальным творением искусства, для меня всегда был критерий: «Я не понимаю, как это сделано». Читая Набокова, я всегда искренне не понимаю, как он создавал языковую палитру своих произведений. Как тем же самым русским языком, что я слышу ежедневно, можно было сотворить подобные набоковским тексты. Вы только прислушайтесь:
«В снах моих мир был облагорожен, одухотворен; люди, которых я наяву так боялся, появлялись там в трепетном преломлении, словно пропитанные и окруженные той игрой воздуха, которая в зной дает жизнь самим очертаниям предметов...проще говоря: в моих снах мир оживал, становясь таким пленительно важным, вольным и воздушным, что потом мне уже бывало тесно дышать прахом нарисованной жизни».
В то же время, при всей лингвистической гениальности текстов, в героев Набокова никогда не влюбляешься, очароваться ими невозможно. И даже более того, они зачастую неприятны и вызывают лишь чувство жалости. Гумберт Гумберт мягкотел и озабочен, Хью Персон лишен яркости отрицательных или положительных черт, Ганин апатичен и неспособен к поступкам. Женские же образы выступают в качестве роковых и жестоких любовных помешательств героев.
Не исключением стал и главный герой романа «Приглашение на казнь». Цинциннат Ц. спокойный, мягкий молодой мужчина, страдающий от бесконечных измен своей жены, родившей неизвестно от кого двоих детей. Единственное отличие Цинцинната от окружающих его людей заключается в его «непрозрачности», передавшейся по наследству от отца.
Всю жизнь он вынужден скрывать свою особенность, но в итоге именно по этой причине прозрачное общество осудило и «сообразно с законом» шепотом вынесло ему смертный приговор. Герой заперт в камере и не в силах помочь себе, более того его держат в неведении относительно дня казни.
Долго можно говорить о двоемирии в романе, об эшеровском сюрреализме в описании пространства, об утопичности описываемого общественного устройства, пропитанного сарказмом. Все это добавляет глубину и сок роману, но все же, нам интересны внутренние переживания героя, что знакомы нам. В конце концов, у каждого из нас есть своя тюремная камера. Все мы не знаем день своей казни, и многие из нас не в силах вырваться из оков собственных иллюзий. Мы полны выдуманных образов, переживаний и сомнений прошлого. Вопрос только в том, хватит ли нам сил дать этим образам умереть в нужный момент, сможем ли мы возвыситься над иллюзорным миром и сделать шаг в направлении мира реальных образов.
Р. Фейнман — «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»
«Важно не имущество, которое мы имеем, а способность создать это имущество».
Это удивительно неакадемическое чтиво для статуса автобиографической книги физика, нобелевского лауреата и просто волшебного человека Ричарда Фейнмана. Если вы любите науку и не любите лицемерие, если вы любознательны и не терпите претенциозности, если вам интересно, как видел этот мир и как к нему относился воистину великий ученый, то эта книга будет постоянно вас терзать мыслями вроде: «как же я хотел бы побывать на его лекциях!» или «как же я хотел бы знать Дика лично»...
Эта книга не о науке, а о вопросах, на которые люди ищут ответы с помощью науки; эта книга не об учёном, а о том, как можно смотреть на мир и видеть больше... Об этой книге сложно что-то написать, потому что она многогранна и глубока, не смотря на малое количество страниц, так же как жизнь может быть разнообразна и сложно описуема, не смотря на малое количество прожитых лет.
Братья Стругацкие — «За миллиард лет до конца света»
Одна из моих любимых тем в художественной литературе — тема осознания
человеческим разумом разума нечеловеческого. Всегда поражает, насколько невероятным, непредсказуемым и неподдающимся анализу может быть контакт с внеземной цивилизацией, богом, вселенной или даже с неопределенностью, которую интуитивно трудно «одушевить», проявляющую себя лишь косвенным образом через цепь кажущихся несвязанными событий. Попытки понять намерения и мотивы или хотя бы отыскать закономерность в видимых последствиях реализации плана неизвестного, но крайне могущественного разума, поиски способов поддержать контакт и вызвать ответную реакцию того, кто (или что) взаимодействует с нами лишь ему понятными путями — такие проблемы удивительным образом подстегивают воображение и держат в эмоциональном напряжении. Именно это я ощущаю всякий раз, когда перечитываю повесть братьев Стругацких «За миллиард лет до конца света».
И пусть идея не нова — её одним из первых развивает ещё Станислав Лем в не менее любимом мною «Солярисе», но авторский взгляд через призму более-менее обыденных ситуаций в привычном нам мире придает ей несколько иной смысл и окрашивает в новые оттенки. Книга задает много вопросов, побуждая к размышлениям не столько о проблемах космического масштаба, сколько о знакомых нам (точнее, не раз встречавшихся в жизни — но действительно ли знакомых?) особенностях человеческой реакции на неизвестное, природе страхов и обоснованности их перед неведомыми инстинктам опасностями. Перед чем можно отступить и сдаться (и можно ли сдаваться вообще?), стоит ли дело всей жизни и ответы на загадки вселенной больше, чем личное благополучие, какие ценности следует ставить во главу угла в критической ситуации и, в конце концов, знаменитое «тварь ли я дрожащая или право имею?».
Каждый читатель, как и герои повести, ответит на эти вопросы по-своему, а на некоторые ответа, скорее всего, так и не найдет — но ведь за вопросы без ответов мы и любим подобного рода книги.
Р. Брэдбери — «Зелёные тени, Белый Кит»
Как на плакатах: земля изумрудная, холмы травяные, лица подвыпивших весельчаков — и те нежно-бутылочного цвета. И даже тени, лепрекон вас побери, зелёные. Если только небо не занавесят дожди, а они, знамо дело, в этих местах льют по двести дней. Это Ирландия Рэя Брэдбери. Да, того самого, который с марсианами распивал вино из одуванчиков возле горящих библиотек. Весёлые ирландские истории (автобиографичные, между прочим) про задорный народец, молодого писателя и сценарий к фильму по «Моби Дику».
Очаровательная, потешная и крайне добрая книга.
П. Вайль — «Гений места»
Если гений места — это его дух-покровитель, то гений мест — это Пётр Вайль.
Рассказывая о гениях больших городов, Вайль, рожденный в Риге, эмигрировавший в США, живший в Праге, похороненный рядом с Бродским на венецианском Сан-Микеле, становится гражданином мира.
Города для него — продолжение гения величайших их представителей.
Так, в глазах Лос-Анджелеса, скрытых под котелком Бродяги Чаплина, проносятся вестерны.
Сан-Франциско красуется в джинсах Леви Страуса, бравый, как герои Джека Лондона.
Афины испещрены скабрезностями Аристофана.
Рим сатиричен, как сам Петроний.
Римини на девяносто процентов состоит из Феллини.
Милан — из Висконти.
И так далее, и так далее...
Друзья из Нью-Йорка звонили Вайлю в Прагу, пытаясь найти бар «Чоко» в Памплоне, где бывал Хемингуэй. И Вайль давал им подробный маршрут.
Он знал не просто много о каждом месте, он жил местами, о которых говорил, читал их, пробовал на вкус. Вайль — гастроном, географ, историк и культуролог — создал чрезвычайно динамичный, детальный, сложный и интересный путеводитель по своему сознанию.
«Гений места» — это сфера мыслей, рецептов, имен, цитат и улиц, развернутая, подобно атласу, на плоскости пяти сотен страниц.
Здесь, как на неведомой планете, встречаются самые необыкновенные места: забавные («Трудно спорить, что женщина с большим задом так уж чужда пролетариату»), наблюдательные ((«Стул») по-гречески — «клизмос»: ясно, откуда у нас второе значение «стула»), парадоксальные («Любой хороший писатель — оскорбление для его народа. Хорошее писательство — это правда. Но кому и когда она нужна?») и просто красивые («(Джек Лондон) брел по бумажному листу на ощупь, и сквозь стиснутые зубы рвался всхлип»).
Для тех же, кому плотность текста покажется непроходимой, снят одноименный документальный сериал «по мотивам» книги.
Стоит прочесть или хотя бы увидеть это сейчас, когда путешественник Вайль, собственный корреспондент планеты и гений текста, гурман и гид, прибыл на конечную, откуда нам светят сверхновые звезды, нашептывая:
— Не печальтесь, друзья. Всё в порядке, и все мы там будем.