Мы с женой Ниной, сыном Илюшкой и тремя чемоданами приехали в Израиль в 1990 году.
В 1990 году это был «затерянный край».
Первым почувствовал это Илюша.
Он так беззаботно скакал на одной ножке по аэропорту, в тот момент, когда мы с Ниной кусали ногти, что же мы наделали.
Потом была война в Персидском заливе. Жена шла по улице, вдруг сирена. Она испугалась, побежала… И тут высунулась чья-то волосатая рука, затащила ее в подъезд и втолкнула в тесную комнату забитую марокканской семьей.
Так она и пересидела воздушную тревогу в тепле, полной заботе и безопасности. Среди многочисленных марокканских детей и родственников.
Домой опоздала, я изволновался, а она сказала, что они потом ели и пели, и ей даже объяснили, как делается «танжин» ( баранина с грецкими орехами в глиняных горшочках)… На каком языке они говорили?!.. На языке сердца.
Затерянный край! Когда все были сердечными и равными!
Потом произошло чудо и со мной. Я приехал сюда с тренерской книжкой, (я еще тренер по баскетболу). Кино снимать, конечно, не собирался, без языка, без знания местности, куда мне?!.. И тут появляется Лина Чаплина, прекрасный кинорежиссер, я ее называю, «моей израильской кино-мамой», ведет меня на первый телеканал и меня там берут делать маленький фильм-сюжет… Который я и делаю о девочке Тане. ( о нем в моем посте «Улыбка» ).Затерянный край! Где тебе просто доверяют и все. Ни диплома, ни фильмов прежних не требуют. Верят на слово. Говорят, иди, снимай.
Снимаю с израильской съемочной группой, с трудом выговариваю 3 слова. Бегаю перед оператором, показываю как снимать… Как рыбак, то так руки, раздвину, то так сожму. Как танцор, то присяду, то привстану…
Не нервничают, успокаивают, выслушивают, снимают.
Так я мучился, пока не появился мой великий друг и спаситель 17-тилетний Шурик и не стал моим языком. Он был со мной все время. Променял на меня и футбол, и подругу, и море. И все удовольствия на свете. Чтобы не отступать ни на шаг и переводить, и переводить!..
Как я благодарен тебе Шурик!.. Впрочем, говорю в вечность… Шурика нет.
В 26 лет он возглавил компанию, был он такой компьютерный гений… устроили они банкет. Встал он сказать тост… улыбался он очень красиво, и вообще был парень, что надо – 185 см, красавец, атлет… только пригубил вино… и тут же упал. Какой-то там сосудик в мозге порвался… Умер он мгновенно. Не мучился.
Трагедия была для всех нас. А для родителей - просто обвал…
Но все –таки, несмотря ни на что - Затерянный край!.. где просты и понятны отношения. Где помогают от души. Без денег.
Я снял этот фильм, приезжаю монтировать его в Иерусалим на телевидение. Сидит в монтажной длинноволосый монтажер, Дани Кац, в круглых очках, похожий на Леннона, курит «Нельсон», самый крутой табак, две пачки в день. Ни слова не понимает (а я без Шурика), ноги лежат на монтажном столе, молодец!..
Такой сухой кивок в мою сторону, я передаю ему пленку, лениво начинает просматривать. Зевает, через каждую минуту. Ненавижу его!..
В этот день ничего не получается. Ночью, я просто от отчаяния, зарисовываю фильм на листе ватмана. Никогда такого не делал. И утром кладу этот лист перед Дани. (Такой бой при «Ватерлоо» со стрелочками, минутами и моими слезами.)
И он по этому рисунку так лениво, начинает фильм собирать… Но в какой-то момент, вижу, настораживается… прижимается к монтажному столу, начинает врубаться, даже сопереживать… То там, то тут подкладывает музыку… и уже заводится!.. Растворяется в моей героине. Она уже и его героиня!.. Вижу, она улыбается, и он улыбается. Она плачет, и он глаз мне не показывает, отворачивается.
Дани-Дани!.. После фильма мы становимся очень близкими друзьями. И я узнаю, что он был наркоманом. И еще каким! Он опробовал все наркотики на свете.
На телевидении его находили без сознания, но не увольняли, из-за великого профессионализма и редкой душевности.
Когда я с ним познакомился, он уже три года был « в завязке». И активно помогал другим выскочить.
«Утрату» он компенсировал тем, что выкуривал по 2 пачки «Нельсона» и съедал «тонну» острейших перцев, у меня уже от одного перехватывало дыхание.
У Дани я буду жить все время, приезжая в Иерусалим, он будет мне показывать ночной город, играть на белом рояле, который стоит у него посреди квартиры… и неожиданно ( также неожиданно) он умрет… в возрасте неполных сорока. Сердце разорвется.
Вот такие дела… Пишу. Не придумываю. И как-то так получается, что уходят друзья.
И все-таки, затерянный край! В котором столько душевности!.. В котором друг – он друг. Который не требует от тебя ничего взамен.
Фильм этот о девочке Тане, которая научилась улыбаться выходит на телевидении. Десяти минутный фильмик, какой –то маленький штрих, сюжет, это тебе не «Титаник»… И тут я действительно понимаю, что попал в затерянный край.
Мне звонят люди, не переставая, до 2-х, 3-х ночи!.. Клянусь, не вру!
Мой Шурик не отходит от телефона, переводит беспрестанно.
Люди растроганно, очень искренне говорят, - Какое счастье, что вы все приехали!.. Как тебе здесь?! – спрашивают, - Как Танечке?!.. Не нужна ли помощь?!.. Если нужна, то вот мой телефон!.. Улыбается она или нет?!.. Пусть всегда улыбается, у нее такая улыбка!..
Такое было в России, наверное в 60-е поэтические… но в 90-е все смыло волной «свободы», я не знал, и не думал, что такое еще возможно!..
Затерянный край!.. Где все возможно!
Но…
Прошло всего лишь три года…
И вот уже я, работник телевидения, еду снимать очередной сюжет. Договорился с героем, что приеду утром. Едем. Я готовлюсь. А оператор мне говорит, – Прежде всего мы завтракаем. И не торопясь. Я ему, – нас ждут, Илан, ты же дома поел. Прошу ребят, - Ребята, позавтракаем после съемки. А Илан мне говорит, – нет, типа того, что плевал я на твоего героя, деньги нам на завтрак выделены, профсоюз за нами… И, что самое главное, все с ним соглашаются, вся съемочная группа…
Следующая съемка… Снимаем на центральной улице Тель-Авива… прошу оператора Ниньё, ( даже помню, как его зовут!) поснимать так, как я хочу, а он говорит, - я сам знаю, как снимать. Я настаиваю, говорю, что я все-таки, режиссер, а он так смотрит на меня и подбрасывает камеру стоимостью 60 тысяч долларов в воздух… и она летит на асфальт… слава богу, во вратарском броске ассистент оператора ее ловит…
Еле уговариваю оператора снимать… Знаю, его никто не уволит – он здесь на постоянной работе, а я – приходящий режиссер, мне надо зарабатывать на жизнь. Опять же, за него профсоюз, за меня никто.
Еще несколько таких случаев… и я ухожу с телевидения.
Всё бросаю.
Ухожу мыть посуду в кафе «Апропо», которое стоит на бойком месте между двумя театрами…
Деньги никакие, в маленькой комнатке раскаленная моечная машина, бывает до 60-70 -ти градусов… грязная посуда, все торопят… но в редкие минуты тишины, здесь рай.
Здесь стоит мой магнитофончик. Я слушаю Высоцкого , классику, битлов. Здесь лежат мои книжки, - перечитываю Булгакова…обожаю Довлатова…
Честное слово, вспоминаю это время, как райское.
Но так долго продолжаться не может… Это, как передышка в пути…
Растет эго вокруг. Растет мое эго. Не дают покоя вопросы, - Как жить?!.. Для чего?!..
Меня гонит дальше.
И сопротивление тут бесполезно.
Мои растущие желания вытаскивают меня из уютной моечной и бросают в новую жизнь.
В которой я пройду и автокатастрофу, чудом выживу, благодаря моему Учителю , получу израильский «Оскар», наснимаю всяких фильмов… много всего наделаю…
… в этом абсолютно другом, безжалостном, конкурентном, эгоистическом мире.
Который с каждым днем будет меняться…пока не приведет в тупик.
В котором мы и живем сегодня.
Да, мы в тупике.
Возвращения в «затерянный край» не будет.
Но это тупик замечательный. Он перед следующей нашей ступенью, которую мы обязательно должны взять.
Мы должны научиться жить в глобальном мире.
Прежде осознать, что мир глобален. А потом научиться жить в нем. Вместе.
Это придет не сразу.
Пока я смирюсь, что кто-то рядом, и я должен уважать и дорожить им.
Заботиться о нем.
Сопереживать.
Эта непростая, кропотливая учеба по изменению себя.
Когда выясняется, что не надо менять мир вокруг, надо измениться самому.