Post Scriptum:и я далеко не один из тех помешанных художников, кто возненавидел формы и краски,
не из тех кто от скуки швыряет деготь в мольберты,
обрекая картину на черную, скорбную, маску.
это не моя постмодернистская шизофрения,
это моя постсуицидальная нирвана,
амальгамой смолистой из запястий выплеснутая,
а впрочем, просто смотри:
не найти нам теперь ничего тут светлого,
не найдешь и во мне ни намека на алую,
и внутри и снаружи в смоле все утоплено,
и внутри и снаружи прохладно и ветрено.
обесцветилось здесь мое прошлое, аккурат то время, что зовется юностью,
и обрывки страниц, с клятвами верности,
что давали наивно, по глупости,
разбросаны, стоптаны, скомканы,
развеяны ветром по улицам.
а когда-то вместо дегтя вязкого, лучезарное щедро золото сливало тоннами.
ничего не осталось от сказки нашей,
и приходится с обломков черных стен, сквозь сажу, со стонами,
дышать то паром то дымом,
и импровизировать,
свое джазовое "Ау-у-у"
немного затянутое,
а в ответ этим волчьим скулениям,
все монотонно вибрирует зыбкостью,
в ночи, по-матерински, убаюкивающей,
или если бессонница,
стальным скальпелем меж ребер щекочущей.
а бывает и так, что в этих одиночествах,
протянет руку кто-то с жалостью,
а я давно перестал верить в пророчества,
и со звериной теперь злобой и наглостью,
поглубже врезаюсь клыками в протянутую,
и смолистый яд под кожу впрыскивая,
волочу по зазеркалью сгоревшему, таскаю по тропам извилистым,
и не зови меня в свое такое же, нет во мне и зачатка верности,
все равно с первым же ветреным,
вернусь к своей родной порочности,
лучше разучи меня надеяться,
что источник смолистой однажды закончится,
что отдам тебе все таки первенство,
называть себя одиночеством.