Я писала истории болезни, когда позвонили из поликлиники и попросили принять ребенка четырех лет. Опухоль ствола мозга, кома. Девочку на скорой привезли мама и бабушка. Она была похожа на спящую фарфоровую куклу.
Локоны черных волос, аккуратно уложенные мамой на подушке, пухлые розовые щеки, длинные ресницы, кружевная рубашечка. Первые два дня мама не общалась ни со мной, ни с другим персоналом. Ни слова. Бабушка выходила из палаты только подогреть еду, которую привозили из дома. Приезжал вечерами отец — черный от горя, он садился около кровати и долго держал Наташину руку в своей. Просидев так несколько часов, он уходил, не говоря ни слова. Они были как глухонемые, говорили только жестами и глазами.
В течение следующей недели мы немного привыкли друг к другу и потихоньку разговорились. Наташина мама рассказала о благотворительной организации, которая нашла денег на операцию в Германии. От этой операции ее отговаривали врачи — украинские нейрохирурги, но "организация" сказала, что это от зависти и потому, что на Украине таких операций не делают. Девочку отправили на лечение в Мюнхен. Автобусом. Ехали полтора суток. Немецкий доктор, посмотрев снимки, в операции отказал и сказал, что ничего сделать нельзя. Мать спросила, зачем она приехала. Он не ответил. Благотворители также развели руками — не знали... Прошло два дня. Наташа ослепла и перестала говорить. Правая ручка и ножка повисли плетью, она все больше и больше спала. Ребенка решено было отправить на родину.
"Муж — Володя — порубил в доме все иконы. Он больше не верит в Бога. Попросите вашего батюшку не заходить к нам".
Володя тоже стал понемногу разговаривать с нами: "Объясните мне одно: зачем все это? Почему моя дочь? Почему все вокруг такие гады, а?" Он даже не говорил — он рычал. Медсестры его боялись. Рано утром началось преагональное состояние. Вызвали отца с работы. Он, как всегда, сел около кровати и взял ее ручку в свою. Когда стал меняться характер дыхания, отец заметался по палате, срывая с себя галстук и разрывая в кровь пальцы своих рук. Мать сидела не шевелясь. Сестры испуганно позвали меня с другим доктором.
Владимир спросил: "Это всё?" — таким голосом, что мне захотелось исчезнуть с лица земли.
Пересилив себя, сказала: "Пока нет. Но Наташа умирает".
"А мне что надо делать?" — прохрипел он. Мать закрыла лицо руками.
Я спросила, не хотят ли они взять Наташу на руки.
Потеплевшим голосом он спросил: "А можно?"
Усадила их на диван и передала им ребенка. Они держали ее последние десять минут. Мне казалось бесконечностью слушать ее хрипы. Но чем реже дышала маленькая Наташа, тем спокойнее становился отец. Это он сообщил: "Все. Она ушла", когда девочка перестала дышать. "Разрешите мне подержать ее еще".
Они долго сидели, держа в руках девочку. Потом он осторожно переложил ее в кроватку, поцеловал.
— Я не купил ей туфельки с камушками. Она очень хотела.
— Вы пойдете в магазин и купите ей сейчас.
— Пойду. Простите меня, ладно?
— Это вы нас простите.
— Доктор, а дальше что?
Я не нашла, что ответить.