РАЗ В ГОД
31 декабря. Новый год!
Искрится снег на ярком солнце, брызжет разноцветными лучиками, как будто сотни крошечных фотографов проводят с тобой чудесную фотосессию. Щурься – не щурься, но поймаешь между ресницами яркий блик, прикроешь на секунду непривычные глаза.
Новый год!
Бежишь домой, позвякивая в пакете бутылками и, как может быть только под Новый год, не чувствуешь тяжести сумок, хотя, как только в Новый год, пакеты готовы разорваться от веса набранной снеди. А под ногами торжествующим гимном скрипит свежий снег. Новый год!
Настроение – чудесное. Морозец радует щеки, теребит мочки ушей, солнце – веселит. Падающий с веток иней покрывает плечи и голову праздничными кружевами.
Новый год!
Только в этот день Семен торопился домой. Хотя дома никто и не ждал, но привычка поставить на Новый год бутылку шампанского на середину стола, наложить в чашки горки салатов и разносолов, с каждым годом становилась только крепче.
Сегодня Семен опять вспомнил ее. Разошлись давно – молодые были, глупые. Вот ему уже и за сорок, и в памяти осталось только хорошее. Как каждый Новый год – хотелось ее встретить. Не нынешнюю Маргариту Сергеевну, и не Марго, которой она была десять лет назад. А ту, двадцатилетней давности, Маргаритку. С длинными волосами и ясными глазами, которые его поразили с первой встречи. Когда же они познакомились. Ну да, точно двадцать лет назад, как раз на Новый год. Помнится по радио раз за разом крутили минаевскую «Маргариту» и он ляпнул прямо за столом: «Встречу сегодня Маргариту – женюсь»…
Тут она и встала:
- А не обманешь?
Шампанское тогда уже в голову ударило.
- Не обману! - ответил отважно, - Ну, как минимум, приглашу на танец! А ты разве Маргарита? Вроде Татой представлялась?
- Ну да. Меня так с садика зовут. А полное имя Маргарита.
Татой он ее никогда не звал. Сначала только Маргариткой. А когда узнал, что еще и цветы такие есть, то дарил только их. А она розы любила. И шампанское. И жизнь красивую и богатую.
А он этого ей дать не смог. Отсюда и проблемы пошли тогда. Копились, копились – пока не вылились в банальный развод.
Смешно, но те проблемы казались такими серьезными в то время, насколько пустяшными они видятся сейчас…
Зашел домой. Разгрузил пакеты. Один прямо в коридоре – на пол: дно не выдержало. Хорошо хоть, бьющегося в нем ничего не было.
Тут же поставил чайник, открыл банку сардин. По быстрому попил чаю с бутербродом. Начал готовиться к вечеру. Поставил стол посередине кухни. Ненавидел есть в зале – крюк посредине потолка прямо над столом раздражал неимоверно. Постелил на стол скатерть, достал из холодильника чашку с холодцом – порезал. Покрошил сверху зелени. Полюбовался. Убрал назад в холодильник – пусть еще постынет. Достал салатики: шубу, оливье, винегрет. Им-то стыть уже хватит.
Выставил коньяк на стол, убрал в холодильник водку и шампанское. Шампанское положил внизу на овощи, водку – в морозилку.
Вроде бы все готово.
До трех утра – почти десять часов. Зато до Нового года – всего семь. Но в Петропавловске-Камчатском – уже почти полночь.
Новый год он всегда начинал встречать с пяти часов дня. Сначала провожал старый год, по очереди с каждым из часовых поясов. Потом, когда полночь наконец доползала до Челябинска, встречал Новый.
Вот и сейчас он сноровисто порезал пару яблок, бросил на блюдце. Взял бутылку коньяка, зацепил пальцами рюмки – ушел в зал. Включил телевизор, повернул, чтобы не отсвечивал циферблат, и хорошо было видно стрелки, часы, включил плеер. Смотреть телевизор в зале было не так страшно, крюк висел сбоку и в поле зрения не попадал.
В этот день – только любимые фильмы. Чтобы настроение не испортилось. Обычно он смотрел «Иронию судьбы», «Служебный роман». За последние годы добавился только «Сирота казанская». Его тоже смотрел с удовольствием. С него сегодня и начал.
Каждый час – по рюмочке коньячка с яблочком. Причем, каждый раз про себя проговаривал: «Старый год. До свиданья». Хотя и сам не до конца понимал, зачем он это делает. К десяти часам он уже проголодался, но терпел, готовил желудок для полночной трапезы. В одиннадцать, после последней рюмки коньяка накрыл на стол. Закинул вариться пельмени.
Без сожаления выключил телевизор и ушел на кухню.
В половину двенадцатого сел за стол, теперь налил себе водочки. Проводил старый год уже в свое время. Причем на этот раз не забыл добавить к привычному «До свиданья» еще и «чтоб ты сдох, окаянный». Налег на горячие пельмешки.
После третьей рюмки водки – потеплело. Видимо еще и коньячок сказался…
Без пяти двенадцать включился телевизор в зале. Стал слышен голос президента.
Семен сноровисто распечатал шампанское, выстрелил пробкой в сторону раковины и налил себе большой фужер.
Услышав бой курантов – поднялся, выпил.
Вот теперь – самое главное. Маргарита Сергеевна, Марго, Маргарита, Маргаритка.
Казалось – пятнадцать лет прошло, наплевать и забыть. Но видно дневные воспоминания задели какие-то пружинки в памяти, да и водка с коньяком отпустили какие-то рычажки. И теперь все мысли крутились только вокруг нее.
Она вышла замуж во второй раз. Родила. Развелась. Решилась на третий брак.
Тут ей повезло. Муж попался хороший, зарабатывал достаточно. Второго ребенка родили, потом третьего. Семен только радовался, что ей повезло.
Ополовинив бутылку шампанского, он дотянулся до телефона. Набрал знакомый номер. Трубку взяла она. На другом конце линии слышны были веселые выкрики, гремела музыка.
- Алло, алло! Говорите, Вас не слышно. Ну говорите же. Ну вы, оглоеды, потише. Говорите, Вас не слышно!!! Ну все равно – с Новым годом Вас. И всего лучшего! - Маргарита Сергеевна положила трубку.
Семен набрал снова.
- Алло! Алло!!! Мама, это ты? Кто это? Вас не слышно, перезвоните!!!
Семен опять нажал Redial.
- Алло, алло. Вас не слышно. Попробуйте позвонить попозже. Похоже, с межгорода кто-то пробиться не может, - Марго опять положила трубку.
Семен налил себе еще бокал шампанского – на дне бутылки осталось еще грамм сто янтарной сладости, выпил, грустно улыбнулся и снова набрал памятные цифры. Номер у нее, кстати, так и не сменился за все эти годы.
Теперь трубку взял муж, крики и музыка на том конце молчали.
- Алло, алло. Кто это? Вас не слышно. Вика, это ты? Можешь говорить, моя с детьми на улицу выбежала, я чуть задержался. Вика! Говори, не бойся! – пару раз дунул в трубку. Помолчал несколько секунд.
- Ну говори же!
Тоже положил трубку.
Они пошли на улицу. Счастливые…
Семен вспомнил, как они выскочили на улицу двадцать лет назад. Тоже счастливые, глупые, юные…
Выскочили на улицу в начале первого, увидели на западе, низко над горизонтом яркую звезду. Она висела прямо между домами, яркая, немигающая капля, светом почти догоняющая Луну, которая висела над ней. Тогда они с Маргариткой загадали, что она всегда будет светить им, и на ней поклялись, что всегда будут вместе.
Уже потом после всего он узнал, что это был Юпитер. Клясться на нем было просто глупо – он не принес ни счастья, ни долгой совместной жизни. Даже просто долгой жизни. Ну и наплевать, что было, то прошло. Жалеть о том, что было, Семен не собирался, тем более, что уже лет пятнадцать, как это бесполезно. Сейчас он собирался опять позвонить Марго. Спиртное уже сильно шумело в голове. Но пальцы уверенно пробежали по кнопкам.
На этот раз гудков было аж девять.
Трубку взяла она. Похоже запыхалась.
- Алло, алло! Вас не слышно! Алло! Толик, это ты? Мои сейчас поехали на каток, можешь говорить!!! Толик, Толик!!! Вас не слышно! Перезвоните!
Семен вдруг подумал, что никогда бы не позволил любимой жене завести где-нибудь какого-нибудь Толика. Да и себе завести на стороне Вику – тоже. Зачем тогда семья, если придется дышать в трубку – «Его сейчас нет, можешь говорить…» ? Настроение почему-то испортилось, и Семен побрел на балкон. Небо было расцвечено лилиями, кольцами, зонтиками. Все искрилось, сверкало и плавным дождем осыпалось на темный город.
Дальний грохот доносился и во двор, от недалеких взрывов еще остававшийся на деревьях иней тоже ссыпался на землю, тщетно пытаясь пересверкать фейерверки. Двор затягивало дымом, и осыпающийся с деревьев иней тонул в дыму, как в воде. Семен лениво закурил – как он и думал, сегодня проснулось старое желание.
Подмерзнув на балконе –застекленный, да не утепленный – Семен вернулся в кухню, взглянул на часы. Времени еще много. Допил шампанское. Настроение сейчас явно лежало ниже плинтуса. Включил телевизор, пощелкал по каналам, но смотреть на отрежиссированное веселье никак не хотелось. Выключил. Опять потянулся к телефонной трубке. Взглянул на часы. Уже почти два. Нащупал Redial – нажал.
Трубку Марго взяла сразу.
- Алло, Вас не слышно. Кто это?
И вдруг:
- Семен, ты?
Семен шумно перевел дыхание.
- Семен, ты? Все-таки ты? Я о тебе сегодня вспоминала, Семен. Помнишь, как мы познакомились? Как раз двадцать лет прошло. Помнишь, как мы на звезду клялись. Между домами яркая такая горела. Я ее все эти годы поминаю. И никогда по-доброму.
Семен, ну ты это? Помнишь, как в снежки играли?
Семен нажал отбой и тут же снова набрал.
- Алло, Семен? Это все-таки ты. Сволочь ты старая. Зачем звонишь. Позлорадствовать.
Семен удивленно посмотрел на динамик. Никогда не отличался злорадством.
- А у меня все хорошо. Муж зарабатывает в своем банке кучу денег. Дочка школу скоро заканчивает. Сыновья растут. Младший в этом году в школу пошел. Отличник круглый. А ты – пропади ты пропадом.
Всхлип – и сразу короткие гудки.
Семен опять набрал знакомый номер. Длинные гудки. Пятнадцать гудков, Семен считал, потом сброс связи. Опять повторил набор. На девятом гудке трубку опять сняли.
- Сволочь ты. Ну зачем ты звонишь. Всю душу разбередил. Прости меня, я накричала.
Марго говорила вроде спокойно, но Семен чувствовал надрыв в голосе, похоже, еще плачет.
- Я тебя все эти годы помню. И с Виталиком пока жила и сейчас, с Сергеем. Я дура тогда была, просто дура. Построить ничего не успели, и разваливать было нечего. Надо было тогда за тебя крепче держаться, и мне бы сейчас легче было бы, и тебе. Помнишь, Семен, как хорошо жили тогда. Как плакали, когда холодильник сгорел? И как смеялись потом. У нас в декабре сгорел холодильник, так муж до сих пор злой ходит, что пришлось деньги за ремонт отдать. А ведь денег то сейчас хватает, не то, что у нас тогда. Нет, он не жадный. Экономный очень. И я его люблю. И тебя люблю. До сих пор. Семен, слышишь. Слышишь? А может это и не ты. Ну и пусть. В подушку плакать надоело. Хоть в телефон поплачусь.
- Нет, это не я. - Семен положил трубку. Нетвердо поднялся на ноги. Выключил свет.
Новый год. Каждый Новый год… Почти всегда повторялось одно и то же. Иногда он успевал повеситься, так было первые годы. Теперь обычно дожидался конца - трех часов ночи.
Призрачный свет стареющей Луны заглядывал в окно. На стенке кухни ярко отпечатался переплет рамы, тень переплета черным крестом попадала точно на висящий на стене календарь. Старый календарь 92-го года. Мутный свет лужицами стекал по стенке на пол, тонкими паутинками отсвечивал от тускнеющего кафеля на потолок. Окно мутнело все сильнее и сильнее. Уже почти три. Окно пошло трещинами и рассыпалось. От бесшумного могучего удара стена раскололась, и часть ее выпала наружу. Старый дом медленно рассыпался и растворялся в воздухе. На его месте уже лет десять разбит районный сквер.
Пора возвращаться. Семен последний раз оглянулся на призрачный переплет рамы и пошел вперед. Туда – назад. Где леденящий холод и жаркое пекло, где всегда ослепительная чернота слепит глаза. Туда, куда попал за глупое самоубийство через два года после развода. Он тогда так и не выдержал одиночества. Не зря говорят, наверное, что самый грустный праздник – тот, который отмечаешь один. В три часа ночи 1 января 1993 года Семен последний раз взглянул на тень переплета из петли. За это теперь и страдает. Есть за что. Он уже почти привык. Вечность – это немного. Если хотя бы раз в год можно вернуться в дом, которого нет. Сбегать в магазин, открыть бутылку шампанского. Набрать любимый номер…
Раз в год. Так мало. И так много.