*
Становиться женщиной надо постепенно, смакуя этот нежный процесс, и примерно в том же темпе,в котором короткость твоих юношеских волос, дань максимализму, уступает длинне каштановых локонов. Становиться женщиной нужно примерно в том же ритме, в котором дышит твой первый мужчина - блаженно и легко, вздымая грудь спящего тела, растянувшегося в полосе оконного света, падающего на мягкое поле ваших недавних любовных игр.
Не забудь радостно пританцовывать под разливающийся по гортани хмель, смеясь похабным шуткам, словно дикарка, закидывая ноги на чьи-то жаркие плечи.
Привыкай теперь к внезапно подступающим слезам в каплях холодного душа, и к циклическому желанию выть по-волчьи на луну от древней тоски.
Быть может тебе захочется подойти к настенномму телефону, что возникает в смутных переулках твоих снов, поднять трубку, и не набирая номера и без гудков, произнести: "Мама, я стала женщиной, представляешь?"
*
Ты пробуешь это слово на языке, вертишь его, ударяешь согласными о зубы - "тосск - кккаа", и так минут десять лежа на спине и в потолок. Вскоре тебе надоедает игра словом и ты вытягиваешь губы, гримасничаешь так, что получается: "тюска", "туска", "тёска".Улыбаешься метафоре — тоска действительно может быть только тезкой, только так она сможет подойти близко близко, взять тебя за горло, и медленно сжимать его, лишая тебя воздуха, потом резко ослабевать хватку ровно на один вдох и опять медленно сдавливать, сдавливать, приговаривая: "Ну, открой же глаза посмотри на меня, я это ты, я ношу твое имя, открой же глаза". Но ты жмуришься что есть силы — ни за что нельзя смотреть тоске в глаза, ни при каких обстоятельствах.
Вместо этого ты, что есть мочи, давишь костяшками указательных пальцев на закрытые веки, потом поворачиваешься на бок и открываешь глаза. За окном, словно гуашью размазанные, белеют очертания зимы. Скорее всего, уже обеденное время, но лучше не смотреть на часы. Тут в голове автоматически выстраивается список не сделанных дел, от этого становится душно и ощущение пальцев на горле усиливается. Все эти «сходить», «вызвать», «сделать», «позвонить», «написать», толпятся и жужжат в голове надоедливой стаей.
— Так, стоп! — произносишь ты, разгоняя стаю, и садишься на кровати, автоматически подминая под себя подушку. С другой стороны нельзя же вот так, уже четвертый день, хотя бы одно дело, но должно быть сделано. В итоге, ты уговариваешь себя ровно на одно дело. Резко встаешь с кровати, в домашние тапочки, быстро пробегаешь коридор, чтобы не дай бог уловить собственное отражение, доходишь до конца коридора и нащупываешь в кармане, весящего на крючке, пальто нужную тебе вещь. Мягкий белый платок с аккуратными синими «А» и «В», вышитыми в уголке. Если бы не эта вышивка, может и не пришлось вставать и идти, но вдруг это ценная для человека вещь. Накидываешь на себя пальто, и выходишь из дома, и дверь тоже лучше не закрывать, процесс может сбить с толку, и тогда ничего не получится. Поднимаешься на пролет выше, и звонишь в коричневую дверь слева, молишься, чтобы это была она, и не нужно было ничего объяснять сыну или мужу. Дверь, слава богу, открывается пухлой женской рукой, и ты слабо выдыхаешь, хватка на горле будто ослабевает.
— Здравствуйте, это я из квартиры ниже. Хотелось бы вернуть вам платок, спасибо за помощь. Что? Ах,да, мне уже лучше, кровь сразу остановилась, спасибо еще раз.
Дверь ее квартиры закрывается, ты думаешь, что надо было принести ей конфет, но это пока решительно невозможно — выйти на улицу. Уже четыре дня с того момента, как тебя выключило на пролете второго этажа, когда хватка стала невыносимой, и в глазах потемнело. Звук шагов и шуршание пакетов, какие-то гулкие звуки женского голоса, протянутый платок, чтобы остановить кровь из носа, которая большими алыми каплями падала на перила и на твою белую, лежащую на них, ладонь. Ты только помнишь, что пришлось дойти до двери, открыть ее ключом, пройти до кровати, и прямо в одежде рухнуть и больше не вставать.
*
Потому что когда-то ты найдешь для всего этого разумное объяснение, но от этого станет только хуже.